– Это Путин!
– А где фюрер?
Они снова многозначительно переглянулись.
– Вы помните, что с вами произошло?
Уже чуя подвох, я не стал говорить, что меня подстрелил желтоглазый Ванюшка.
– Вас зовут Семен Алексеевич Гадалин, вы сильно пострадали при задержании. Только этим я объясняю возникшую амнезию.
Меня словно со всего маху ударил в поддых унтерфюрер Клоп, здоровый, собака, на сосисках отъел харю.
Безуспешно пытаясь вздохнуть, я полетел во вращающуюся тьму.
Второй раз я очнулся в тюрьме.
Когда подтвердилось, что Бу убит, мне заменили следователя.
До этого моим делом занимался Моршанский, занятный тип. Мне он живо напомнил обер-штандартенфюрера Мольтке, ту еще баварскую свинью.
В бытность его комендантом концлагеря, стало известно о случае воровства одного из старших по бараку. Жидовский бы обрезанный хрен с ним, если бы он тырил у зэков, но у него хватило ума умыкнуть кило золотых коронок с центрального склада. Вместо того чтобы расстрелять подлеца, Мольтке, этот осел, позорящий наше доблестное гестапо, вызвал к себе весь дежурный взвод, человек 30, и начал на всех скопом орать, какой он страшный, и что он со всеми сделает. Ничего, естественно он с ними не делал. 29 сотрудников, которые были совершенно не при делах, страшно обижались. Единственный виновный тоже делал вид, что обижен. У Мольтке делалось давление. На этом все закачивались.
Старшие по баракам при встрече говорили:
– Крут лагер-фюрер!
Все были довольны. При таком олухе можно было воровать по-черному, даже стул из-под него упри, возьмет за грудки старика-добровольца из фольксдойче, но никак не вора. Когда он ушел на повышение, в Берлин, все ужасно расстраивались.
Новому следователю лет 40-а, роста ниже среднего, короткая стрижка. Когда конвой доставил меня в кабинет, я должен был ужаснуться царящему там порядку. Ничего лишнего. Даже второй стакан от графина убран. Стопка чистых листов на столе без единой пылинки.
Если бы следак не был жидом, то я подумал, что угодил к нашим в гестапо.
Мужчина достал стерильный футляр из кармана пиджака и аккуратно водрузил на крохотный нос очки в тончайшей оправе, со стеклами, протертыми до состояния полной невидимости.
От него так и разило опасностью. Страшнее мог быть только желтолицый русский варвар с гранатой.
– Следователь следственного комитета Российской федерации полковник юстиции Петр Исаакович Кручина, – представился он. – С этого момента ваше дело поручено вести мне. Должен сообщить неприятное для вас известие. Согласно материалам следствия господин Бу убит, и статья, вменяемая вам в обвинение, гражданин Гадалин, переквалифицирована на более тяжкую. Замена следователя вызвана именно этой причиной. Вопросы есть? Нет? Тогда у меня к вам два вопроса. Всего два. Перед тем, как ответить, рекомендую хорошенько подумать. Вопрос первый: признаете ли вы себя виновным в совершении убийства? Вопрос второй: вы были задержаны во дворе дома по адресу Столичный проспект,57. При вас обнаружена огромная сумма наличных денег, как в рублях, так и в валюте. Свидетели утверждают, что ваша машина простояла не менее получаса. За это время вы вполне могли опередить план «Перехват» и выскочить из города. Вы кого-то ждали? Кто был вашим сообщником? Советую вам не молчать. Вам понятны мои вопросы?
– Кто такой Бу? – спросил я.
– Бу Капелло, 60 лет, топ-менеджер мирового уровня, гражданин Швеции, бакалавр Стокгольмского университета, выпускник Гарварда. Представитель высшего менеджмента Альянса. Работал в США, Швеции и теперь в России. Специалист по развивающимся рынкам. Миллионер. Вы все-таки можете мне объяснить, зачем вы его убили?
– Не люблю шведов! – признался я. – Я одного у нас в гестапо лично расстрелял.
Ни один мускул не дрогнул на лице Петра Исааковича.
– Не стоит пытаться симулировать сумасшествие, гражданин Гадалин. Со мной этот фокус не пройдет, как вас там, штурмфюрер?
– Верю, – серьезно произнес я. – Только мое звание штурмбанфюрер. Мне его присвоили месяц назад, в апреле.
– Сейчас август!
– Я имею в виду, апрель 45-го.
– Нам совершенно не обязательно вспоминать такую старину, гражданин Гадалин. Расскажите, с чего началось ваше знакомство с Бу.
Я совсем был уж готов признать, что ни шиша не помню из жизни несчастного, стало быть, даже жизнь не сумею выторговать. Как вдруг в памяти ожила картинка.
Порт. Визгливые крики чаек.
Читать дальше