Александр Тамоников - Взлет «Стрелы»

— Бабушка! Кто нам звонил? – спросила девочка. – Папа?

— Нет, Настенька, не папа. Папе не до тебя!

— Почему? Он же любит меня и маму! Я тоже его люблю!

Ответ ребенка вызвал раздражение у женщины.

— Настя! Я же сказала, звонил не папа! Иди к себе!

— Ну, почему папе не до меня?

— Потому что он не хочет жить с вами! Мы же не можем заставить его?! Иди, дорогая, подрастешь, все поймешь!

Опустив голову, девочка ушла в детскую.

Из ванной появилась Елена и задала тот же, что и дочь, вопрос:

— Кто звонил, мама?

— Твой ненаглядный! И, по-моему, не совсем трезвый!

— Что он хотел?

— Поговорить с тобой, наверное! Спросил, дома ли ты с дочерью. Я ответила, что нет! И посоветовала больше не звонить!

— Правильно сделала!

— Конечно, правильно!

— Что правильно? – из кресла у окна поднялся отец Елены, до этого читавший газету. Переспросил: – Что правильно? Человек всего лишь хотел поговорить со своей пока еще законной супругой и дочерью, а ты, Галина, нагло солгала ему! И это правильно? Это подло и низко!

Галина Павловна воскликнула:

— Что? Подло? Мамаев жизнь твоей дочери испортил, в рабыню превратил, а ты защищаешь его? Лена молодая, красивая женщина, ей всего двадцать четыре года. Самый возраст, чтобы наслаждаться жизнью, а вместо этого закрытый военный городок! Тюрьма. Постоянное отсутствие мужа, и еще неизвестно, где он на самом деле шатается! То ли на заданиях своих, то ли, прикрываясь заданиями, с бабами гуляет вместе со своими дружками!

Евгений Андреевич возмутился:

— Да как у тебя, Галина, язык поворачивается так говорить о Станиславе? Он вместе со своими, как ты выразилась, дружками людям жизни спасает, страну защищает. Если бы не такие, как Стас, то нас давно бы всех раздавил террор!

Елена рассмеялась:

— Что ты, папа, говоришь? Стас со своими жлобами Россию спасает! А то, кроме них, этого больше делать некому? И что они могут, какие-то семь человек? Каким террористам противостоять? Но пусть будет по-твоему, людей он, видите ли, защищает! Чужих защищает, а о своих, о родных… да что об этом говорить? Надоела мне жизнь эта собачья. Пусть служит, раз ему служба дороже семьи. А я не собираюсь монахиней в келье закрытого городка обретаться.

— Но другие же женщины не бросают своих мужей?

— Папа! Я не другая, и закончим на этом! С Мамаевым решено – развод и девичья фамилия. Мне Настю надо в люди выводить, да и самой по-человечески пожить.

Мать поддержала дочь:

— Верно, Елена! В Москве полно богатых и солидных мужчин. Найдешь и ты себе достойную пару. С твоими данными это несложно. А Настя может и с нами жить!

Евгений Андреевич посмотрел на жену, перевел взгляд на дочь:

— Да вы что, с ума обе сошли?

Галина Павловна подошла к мужу:

— Тебе, Женя, тоже лучше помолчать бы. Ученики твои на «Мерседесах» ездят да на яхтах по морям плавают, а ты чего добился? Академиком стал? А толку? Живем в нищете. Другие, возьми Петра Егоровича, свое не упускают. На экзаменах деньги делают. Только ты один честный. Ему, видите ли, совесть не позволяет взятки брать. Какие взятки? Люди готовы заплатить за то, чтобы их ребенок учился, так почему не помочь им? За плату, но эту плату они сами предлагают! И нет в этом ничего криминального, порочащего твое слишком обостренное чувство собственного достоинства.

Евгений Андреевич побледнел:

— Ты хочешь сказать, что вышла за меня по расчету?

— А ты думал, по любви? Нет, дорогой, любила я как раз Петра!

— Но… но…

— Почему связала жизнь с тобой? Да потому, что ты тогда уже кандидатом наук был, а это считалось престижно. Петр же еле держался на кафедре. Его в любой момент могли из университета в какую-нибудь задрипанную школу выгнать!

— И ты все время…

Между родителями встала Елена:

— Все, хватит! Успокойтесь. Поздно уже разборки устраивать. У Петра Егоровича своя семья, у нас своя!

Но академик Журавлев завелся:

— Успокойся? К черту! Я не собираюсь жить с женщиной, которая столько лет обманывала меня! И в чем? В самом святом!

Галина Павловна бросила на мужа пренебрежительный взгляд:

— А куда ты, Женя, денешься? Ты всегда был слабаком, жаль, по молодости не поняла этого. Да и я никуда не денусь. Упустила свой шанс в свое время, теперь уже ничего не изменить. Мы, Женечка, обречены быть вместе до могилы. Возраст. Так что остепенись и живи, как жил. Тебя же все устраивало. Но Елене погубить себя я не дам. Мамаева здесь и духа не будет!

Журавлев, стараясь скрыть вдруг выступившие слезы, хрипло произнес: