Александр Тамоников - Последний штурм

Генерал согласился:

— И вновь ты прав. Но трогать чеченов в Кунире запретили по другой причине, которую мне раскрывать не стали. Думаю, что с Ризоевым, с тем, кто встал вместо Усамбиева, внешняя разведка планирует начать свою игру.

Андрей усмехнулся:

— А если, допустим, у нас нарисуется вариант освобождения Карнаухова, при котором захват кого-либо из «правительства» Ичкерии или их активных сообщников будет оперативно необходим? Тогда как? Все равно не трогать?

Генерал ответил:

— Если возникает такой вариант, ты должен сообщить о нем мне. А я уж тут буду решать вопросы по обстановке.

— Понятно! Что делаем дальше?

— Дальше вас отвезут домой. Завтра проведете день с семьей! В 20.00 выезд на аэродром! В 22.00 вылет в Новороссийск! Ну и далее по оговоренному плану.

Гулаев, находясь во второй группе всадников, оставшихся в лесу, внимательно следил за тем, как с его домом сближается группа Мулдашева. Нурпаша знал, что Зинченко с начфином уже прибыли, и прибыли «чистыми». Вряд ли спецслужбы, зная о предстоящей встрече, не организовали бы скрытое преследование оборотней, но по докладам постов, разбросанных по всему маршруту движения, от Урус-Мартана до Урус-Керта, таковое замечено не было. И в принципе Гулаев мог сам въехать в собственный дом, что и собирался сделать, но… в последнее мгновение чувство внезапно возникшей и необъяснимой тревоги остановило предводителя «Халифата».

Гулаев решил на всякий случай послать вместо себя Мулдашева, приказав в целях маскировки прикрыть боевикам лица платками. Нурпаша уже поднял руку, чтобы отдать приказ своей группе выдвинуться вслед Мулдашеву, как тишину селения разорвали четыре короткие пулеметные очереди. И тут же два передних всадника его группы, составляющие передовой дозор, свалились с седел, пораженные пулями бесшумного оружия спецназа. Кто-то другой, возможно, и промедлил бы, пытаясь разобраться в том, что произошло, но не Гулаев. Ни слова не проронив, развернулся, подняв лошадь на дыбы, и, пришпорив ее, направил в густые заросли кустарника. Сзади услышал вскрик, за ним второй. Не обернулся, изо всех сил нахлестывая своего породистого скакуна. Тот вынес главаря банды из зоны обстрела. И только тогда Нурпаша услышал топот коня сзади. Бросив взгляд через плечо, увидел перекошенное болью лицо одного из своих личных телохранителей, Умара. Проехав до ложбины, Нурпаша остановился. Конь с Умаром встал рядом. Телохранитель нагнулся к холке своего скакуна. Гулаев же слушал лес. Тот издавал обычные, присущие ему звуки. И ничто постороннее не тревожило эту своеобразную, полную звуков тишину. Убедившись, что преследования нет, Гулаев подъехал к чечену, который долго служил ему верой и правдой. Положил руку на плечо телохранителю, спросив:

— Как ты, Умар?

Бандит простонал:

— Плохо, Нурпаша! Легкие прострелены. Истекаю кровью, мне нужна помощь!

— Конечно, брат! Конечно! Сейчас я помогу тебе!

Умар начал сползать на землю. Он еще был в силах самостоятельно сделать это, ожидая, что хозяин окажет первую помощь и остановит кровь. А затем и доставит в глухой аул на окраине леса, где обитала семья Умара и жил врач из Грозного, обслуживающий раненых бойцов отряда Гулаева. Умар надеялся выжить.

Вместо санитарного пакета Гулаев извлек из ножен кинжал, присел и с силой вонзил клинок прямо в сердце верного охранника. Умар неестественно выгнулся, бросил взгляд на хозяина-убийцу, хотел что-то сказать, но ртом хлынула кровь. Тело обмякло и задергалось в предсмертных судорогах. Гулаев выдернул кинжал, вытер его о куртку телохранителя. Произнес:

— Прости, брат. Иначе я не мог. Тебе сильно не повезло. У меня нет времени возиться с тобой. Прости, я буду молиться о тебе.

Поднявшись, Нурпаша прыгнул на своего скакуна и, резко развернув его, погнал в сторону Урус-Мартана.

Лошадь же Умара сначала побежала за лошадью Гулаева, но тот длинным кнутом отогнал ее. Тогда она развернулась и вернулась к мертвому хозяину. Почувствовав запах крови, шарахнулась в сторону и, сориентировавшись по одной ей известным ориентирам, опустив голову и поводья, медленно пошла в сторону глухого аула, где находилась ее открытая конюшня. Где ждало свежее сено, чистая, холодная вода и отсутствовал неприятный, раздражающий и пугающий запах крови. Запах смерти!

Гулаев гнал лошадь до глубокого оврага, в низине которого паслась отара овец.

Чабан увидел гостя. К нему же бросились и собаки, молчаливые и свирепые для чужаков кавказцы. Пастух окликнул их, и псы потеряли к чужаку всякий интерес. Нурпаша подъехал к чабану, почтенному старцу, поздоровался: