Александр Тамоников: Работа для спецов (Живыми не оставлять)

Феликс лег на приготовленное прямо на полу ложе и сразу крепко уснул.

Проснулся он внезапно. За маленьким окном были уже сумерки.

На полу посередине комнаты лежали на кошме четверо мужчин.

Среди них Феликс сразу выделил двоих. Это были европейцы, возможно, русские.

При его пробуждении все четверо, как по команде, повернули к нему головы, пристально и бесцеремонно рассматривая его. Ахмеда среди них не было.

— Ну как, выспался? — спросил один из русских, что постарше.

— Да вроде нормально.

— Ну давай, Рэмбо, к столу, разговор будем вести.

— Умыться бы, а? — Феликс встал, потянулся.

Старший русский подал знак — значит, он здесь главный. Один из лежащих абреков поднялся и махнул рукой — следуй, мол, за мной. Во дворе Феликс до трусов разделся и облился водой из чана, при этом он боковым зрением уловил, как внимательно рассматривает абрек его тело.

Вернувшись в дом, где для Феликса была брошена пятая подушка, оба прилегли.

— Ну, давай знакомиться. Ты — Феликс, это мы уже знаем, как знаем и твою историю с дезертирством, — начал старший русский, причем на слове «дезертирство» он явно сделал ударение. — Я Валентин, и хотя годками тебя постарше, без отчества; здесь так принято.

— Он, — Валентин указал на русского помладше, — Скок, просто Скок. Эти двое — представители гор — очень серьезные люди. Один Байрам, — Валентин указал на того бородача, который сопровождал Феликса во двор. — Другого зови Захар, да-да, не удивляйся, свое настоящее имя он и сам вряд ли выговорит. Вот и все, для начала достаточно. Выпей чаю, или чего покрепче налить?

— Можно, — согласился Феликс.

Скок разлил водку.

Феликс опрокинул в себя содержимое пиалы и почувствовал, как тепло разливается внутри тела, а на душе становится спокойнее и безмятежнее.

Разговор продолжил Скок, и по его жаргону Феликс понял, что он немалую часть своей жизни провел в местах лишения свободы.

— Был я сегодня в части, прапорок там один знакомый — от него все и узнал. Ну и шухер ты, братишка, там навел… Круто хавальники пятерым набил, как Рэмбо, в натуре. Прапор говорил, всех пятерых в больницу отправили. Был и в больнице, лежат мазурики все в гипсах да в бинтах. Тебя везде ищут. В общем, в «обратку» тебе хода нет, те, которые в больнице, — тяжелые, особенно один, с проломленной крышей, если он ласты склеит, тебе кранты — это точняк. Так что кумекай, как дальше быть.

— Сам не знаю, что делать. Они же везде меня искать будут, хотя где им меня поджидать, не в детдоме же?

— А ты что, Феликс, детдомовский? — с интересом спросил Валентин.

— Да.

— А родня: отец, мать, братья, сестры?

— Никого не помню, в детдоме говорили, что дом наш от газа взорвался и сгорел вместе со всеми, кто там был. А я, мне тогда три года исполнилось, в саду в гамаке спал. Пока спал, все и сгорело. Как в детдом передавали, кто, что, не помню — малец был. Так что отсчет жизни от детдома и веду.

— Да! Ну ладно, жаль, конечно, родных, ты извини за вопрос, давай, коли так, помянем.

Скок вновь разлил в три пиалы. Молча выпили. Валентин продолжил разговор, похожий больше на допрос.

— Да, положение у тебя незавидное, но не безнадежное. Хорошо, что ты попал сюда. Здесь те, кто тебе сейчас больше всего нужен, а ты, быть может, нужен им. — Валентин смотрел на Феликса.

Голос подал Скок:

— А где это ты так руками махать научился, что свободно пятерых кладешь?

— Да больше ногами, чем руками, а вообще специально нигде не учился. Детдом учил — там порядки суровые, улица учила. Местные-то нас, детдомовских, особо не привечали, все норовили задеть да задрать, вот и учился на практике.

— А сколько тебе годков? — вдруг спросил Скок.

— Двадцать пять, двадцать шестой пошел.

— Ни хера себе, а чего же ты в армии в сынках-то ходишь? Поздновато что-то ты попал на службу.

— Все просто, в девятнадцать лет я попал под машину, здорово меня тогда переломало, год, считай, провалялся. Ну вот, вызывали повесткой, медкомиссия браковала из призыва в призыв, пока военком не сменился. Я к двадцати пяти годам нормальным уже стал, в смысле физически. Надеялся, что проскочу и на этот раз; вроде все уже привыкли, что не годен, но — призвали. Спасибо, корочки водительские за счет военкомата получил.

— Сними одежду, — скорее приказал, чем попросил Валентин.

— Э, Валентин, не надо, он когда мылся, смотрел я спина его, грудь, ноги — есть шрамы, есть, и переломы заметны, давнишние, примерно того времени, как говорит, — прервал его Байрам. — Я знаю, видел.