Александр Тамоников - Солдаты необьявленной войны

— Ваха немного облажался, босс!

— В чем дело?

— Лучше он сам доложит!

Адам повернулся к толпе боевиков, охранявшей вход в Дом офицеров, позвал:

— Ваха! Подойди сюда!

К главарю приблизился чеченец из отряда Фараона. Физиономия его была разбита, оружие, кроме кинжала, отсутствовало.

Кулан тут же спросил:

— Где твой автомат, джигит?

Ваха поведал, как, обходя комнаты первого этажа общежития, внезапно подвергся нападению неизвестного.

— Понимаете, босс, в номере была одна баба… голая, на кровати. Я понял, что-то не так! Обернулся, и тут же тело пронзила боль. Я даже удара не почувствовал. Очнулся, в номере никого, окно раскрыто, бабы нет, автомата нет! Взгляд Кулана словно обжег незадачливого бойца, он повысил голос:

— Ты хоть осознаешь, что по твоей глупости произошло? Мало того что лишился оружия, ты упустил вооруженного теперь офицера. И кто знает, может, сейчас откуда-нибудь из-за угла он держит нас на прицеле и вот-вот нажмет на спусковой крючок!

Ваха опустил голову.

За него вступился Адам:

— Вряд ли тот, кто завладел автоматом, остался в городке. Скорее, со своей шлюхой сейчас чешет во весь опор в поселок. Иначе он уже обозначил бы себя. Да и не спец он! Спецы далеко! Здесь же офицерье войск обеспечения. Они не воины!

Кулан ткнул пальцем в грудь провинившегося Вахи:

— В другой ситуации, джигит, я немедленно приказал бы казнить тебя. Но сейчас у нас на счету каждый человек. На этот раз тебе повезло, но ты еще должен заслужить прощение. Адам, выдай ему автомат. Ваха пойдет со мной. Он будет исполнять роль палача, если мне понадобится убирать заложников. Ты понял, Ваха?

Чеченец поклонился:

— Ай, конечно, господин! Сделаю все, что прикажете!

— Эй, Кравцов!

— Я, — ответил замполит.

— Идем в клуб. Поговорим с заложниками. Ты будешь посредником между мной и ними. Устроит тебя такая должность?

— Так точно! Будьте уверены, я буду вам полезен!

— Посмотрим. Идем. Ваха следом.

Ольга вместе с братом и его женой, Еленой, оказалась на первом ряду. По иронии судьбы справа к ней подсадили Людмилу.

Официантка была пьяна, хотя и держалась на ногах.

Увидев рядом с собой Воронцову, воскликнула:

— Ух ты! Надо же! И здесь наши дорожки пересеклись? И надо же было урюкам посадить меня сюда? Это судьба! Ну, привет, что ли, Ольга Дмитриевна?

Воронцова промолчала, отвернувшись к брату. Но Людмила не отстала:

— Ты чего нос-то свой воротишь? Не желаешь со мной разговаривать? А зря! Я много интересного могу тебе рассказать! В том числе и о Кудрееве!

К официантке обратилась Елена:

— Людмила, ну что ты на самом деле? Тут беда такая, а ты?.. Прошу, успокойся! Может, нам вместе умирать предстоит, а ты собачишься! Прекрати!

Людмила фыркнула, но Воронцову оставила в покое, переведя взгляд на сцену. На нее как раз вышел статный, крепкий чеченец в камуфлированной форме. Он встал посередине помоста, широко расставив ноги и положив руки на ремень портупеи, к которой была прицеплена кобура пистолета.

Он обвел взглядом зал. И поморщился. У некоторых женщин на руках были грудные дети, они плакали. Кулан не переносил детского крика. Но пришлось стерпеть. Он громко произнес:

— Внимание! Я — командующий группировкой сил сопротивления независимой Ичкерии «Джихад», борющейся за свободу своего народа, бригадный генерал Аслан Кулаев! Буду краток! Вы, как уже поняли, — заложники! Но мне не нужны ваши жизни, и я никого не трону, если федеральные власти примут те условия, которые им уже выдвинуты. Однако предупреждаю всех! Ради собственной безопасности не делайте глупостей! Подниматься с места и перемещаться по залу можно только с моего разрешения или с позволения того, кто будет находиться на моем месте. Все вопросы, которые возникнут ко мне, следует передавать через посредника, которого чуть позже я представлю вам. Малейшее неповиновение будет караться немедленно. И караться смертью! Сидите спокойно и молите своего бога, чтобы ваши власти проявили благоразумие. Тогда вам ничего не грозит. В обратном случае я не пощажу никого, как не щадили ваши солдаты мирного населения моей многострадальной родины!

Плач детей усилился. Кулан, недовольно оглядев зал и молоденьких матерей, тщетно пытавшихся успокоить своих чад, принял неожиданное решение. Он поднял руку, вновь привлекая внимание к себе:

— Я никогда не воевал с детьми в отличие от ваших доблестных военачальников. И докажу это! Прямо здесь и сейчас! Я вижу, что в зале находится много детей, и не хочу, чтобы они страдали! А посему немедленно отпущу женщин с грудными младенцами и всех детей!