Владимир Колычев - Тюрьма, зачем сгубила ты меня?

Сколько лет прошло с тех пор, сколько воды утекло. Но невозможно вытравить это событие из памяти. Да и само небо, похоже, остро напомнило ему об этом… Карцев встрепенулся, отдернул ширму, сел на шконку свесив ноги.

Поздно уже, за полночь. Спит камера. Все спят, как будто мертвым сном, ни единого шороха. Даже Машка не тискает Дашку втихаря…

Карцев закурил. Страшная тишина в камере, гнетущая. Но настоящая жуть в душе. Ведь он и сам вляпался в такую же ситуацию, которая в свое время погубила Егора Пермякова. И обвинение в убийстве представили так, что не отвертеться. Вдобавок еще и опустили… Поговаривали, что Егора тоже опустили здесь, в тюрьме. Ведь ему шили не только убийство, но и изнасилование…

А может, это Егор мстит ему? За смерть Татьяны, за те ужасы, которые он пережил двадцать лет назад… Карцев усмехнулся. Нет, такой вариант полностью исключен. У Егора не было влиятельных родителей, никто не позаботился о хорошем адвокате. Парню отмерили пятнадцать лет. И если он ушел на зону в петушином статусе, то выйти живым оттуда он не мог. А если все же и вернулся на волю, то инвалидом и, если жив до сих пор, то наверняка бомжует сейчас где-нибудь…

– Не спится? – тихонько спросил Левка.

Карцев вздрогнул. Не слышал он, как Ситник спускался со своей шконки, как подкрадывался к нему. Поэтому его появление было внезапным и оттого шокирующим.

– Че тебе надо, придурок? – презрительно, но в общем-то беззлобно шикнул на него Георгий.

– Да мне тоже не спится…

– Ну садись, если не спится.

К собственному своему удивлению, Карцев не стал гнать от себя бедолагу, даже подвинулся, приглашая его к себе на шконку. Смешно переживать за свою девственность после аборта.

– Да я уже сижу, – весело улыбнулся Ситник. – И когда стою, сижу, и когда, лежу… А присесть – присяду…

Он сел на край шконки, пристально вглядываясь в закрытую дверь камеры.

– Что там такое? – насторожился Георгий.

– Да так… Говорят, вчера опять призрак по тюрьме ходил.

– Что, страшно?

– Ну да, боязно.

– Людей бояться надо, а не призраков.

– Люди у нас дикие и злые, но все они предсказуемы. А человек так устроен, что боится того, что выше его понимания…

– Ты что, философ? – пренебрежительно усмехнулся Карцев.

– Нет, просто мне страшно… Говорят, если призрак появился, то быть трупу…

– Не бойся, тебе это не грозит.

– А я и не боюсь. За себя не боюсь. Может, я за тебя боюсь?

– Почему за меня? – встревожился Карцев.

– Ну потому что призрак по твою душу приходил.

– Кто тебе такое сказал?

– Да человек один.

– Какой человек? – в состоянии, близком к панике, спросил Георгий.

В детстве ему часто снился один и тот же сон. Ночью непонятно зачем он открывает входную дверь, а со двора на него набрасывается нечто жуткое, бесформенное и как будто бестелесное. Сколько раз он просыпался в холодном поту… Сейчас ему казалось, что это нечто трансформировалось в тщедушного Ситника. Казалось, что это противоестественное чудовище вот-вот набросится на него, погребет его под своей кошмарной и парализующей тяжестью…

– Который привет тебе передает… Не берусь утверждать, но, кажется, ты кого-то очень сильно обидел…

Левка не стал набрасываться на него, он всего лишь хлопнул его ладошкой по спине. Что-то тонкое и острое вонзилось в кожу, и все тело вмиг онемело.

Сознание еще пыталось осмыслить произошедшее, а тело уже омертвело. Сердце остановилось, кровь застыла в жилах… Карцев чувствовал, что умирает. Но страха не было. Абсолютно никаких чувств и эмоций…

Олеся не скрывала своего удивления.

– У тебя еще целых четыре дня больничного.

– У нас нет больничных, – улыбнулся Андрей. – У нас есть освобождение от исполнения служебных обязанностей.

– Что в лоб, что по лбу…

– Вот только в лоб не надо. Хватит того, что затылок причесали.

– Не хватит, а более чем… Ну не ходи ты никуда, побудь еще немного дома, – капризно попросила она.

– Да я туда и обратно, – не сдавался Андрей.

Из больницы его уже выписали, дали две недели освобождения, но надоело ему сидеть дома. Даже Олеся была не в силах удержать его на больничном. Чувствовал он себя неплохо, на ногах держался уверенно, с памятью все в порядке, соображалка работает вроде бы исправно.

– Одна нога здесь, другая там…

– Ну нет, тогда уж обе ноги на свою службу тащи. Раздваиваться мне тут не надо.

– Может, там внизу, двое с топором стоят. И раздвоят, и четвертуют, – пошутил Андрей.