Прежде чем ответить, Тохтамбашев подумал, и от этого слова, им произнесенные, приобрели дополнительный вес:
- Смогу. Сегодня же перетащу его в другое место. В такое, где никто никогда не найдет. И если Вадим вдруг заявится, скажу: "Моя твоя не понимай".
- С ним это может не прокатить.
- Здесь я хозяин. Найдется, кому его вразумить. Да и я сам еще не совсем инвалид. Не умел бы за себя постоять - давно бы глотку перегрызли. Только… Честно скажу: не нравится мне все это!
- Потом, дорогой, объяснимся! Обещаю, что не пожалеешь. И без твоей помощи мне будет не обойтись.
- Вадим мне давно не нравился. Ну, я тебе говорил! А сегодня - особенно. Ты уверен, что с ним не надо.
От недосказанной фразы повеяло могильным холодом.
- Не надо! - Студеный энергично покачал головой. - Сам разберусь.
- Как знаешь.
- Вот еще что, - Студеный порылся в нагрудном кармане, достал два трофейных кольца. То, что без камня, протянул Тохтамбашеву. - Держи! Видишь, это две половинки? Если со мной что-то случится, сохрани ящик. И отдай его моей жене, ты ведь помнишь Антонину?… Отдай его ей или моему сыну- я же показывал фотографии, он похож на меня, так что должен узнать. Но отдай только в том случае, если они предъявят кольцо. Понимаешь? Даже нет! Сын придет с женой или с невестой, и у нее на пальце будет это кольцо. Ты все понял? Кольцо - это пароль. Никакой Арцыбашев не догадается!
В противовес комбату Жора сохранял невозмутимость.
- Зачем все так усложнять?
- Кто знает, как жизнь повернется? Держи! И обещай мне, что все сделаешь в точности. Если, конечно, до этого дело дойдет.
Тохтамбашев взял кольцо. Взвесил его на руке, потрогал острую кромку.
- Клянусь!
***
Долетели нормально. В самолете скооперировались с двумя офицерами и, привычно поругивая Горбачева за борьбу с алкоголем, раскатали три пол-литры "Пшеничной". Для комбата эта доза неожиданно оказалась убойной. Окосел быстро и окончательно, никакие средства не могли привести его в божеский вид, так что из самолета пришлось выносить. При этом Студеный порывался петь песни, брыкался, и зрелище получалось совершенно похабное.
- У него неприятности дома, - пояснил Арцыбашев, и к непотребству комбата отнеслись с пониманием. Погрузили в машину, доставили в часть. Сняли сапоги и часть одежды, водрузили на койку. Только глубоко за полночь он окончательно успокоился, перестал ворочаться и бормотать.
А наутро маялся от жесточайшей головной боли. Когда наконец-таки набрался сил, чтобы встать и поискать бутыль со спиртом, пришел Арцыбашев. В чистенькой отглаженной форме, гладко выбритый, пахнущий одеколоном. С сигаретой, от дыма которой Студеного чуть не вывернуло наизнанку:
- Выбрось ее! Издеваешься, что ли?
Арцыбашев не торопясь затушил "Мальборо" и достал из-под бушлата малек "Столичной":
- На, поправься!
- Налей! Не видишь, бля, что командиру плохо?
Усмехнувшись, Арцыбашев набулькал треть стакана. Студеный проглотил это одним махом и замычал, вытирая губы тыльной стороной ладони.
- Да, назюзюкались вы вчера, ваше величество!
- Со всеми бывает.
- Все так и поняли. Хоть помнишь, чего болтал-то?
- Ничего лишнего, - голосу Студеного не хватало уверенности. Черт знает, может, и брякнул что-нибудь! Хотя, в целом, за ним такого не водится. Даже по пьяни.
- Ну-ну… Давай выздоравливай! Арцыбашев ушел. И зачем приходил? Проведать, занести лекарство? Что-то раньше такой заботы с его стороны не замечалось! Может, и правда, вчера начал секреты выбалтывать? Ч-черт! Надо завязывать с выпивкой.
Однако вместо "завязки" Студеный налил в кружку еще. И еще. Только прикончив малька, почувствовал себя человеком. Руки перестали трястись, в голове прояснилось. Перекусил чем-то, кофе горячего выпил. Смог даже сигаретку скурить. Отправился в штаб. Навел шороху на подчиненных и засел в своей комнатушке. Вскоре в дверь постучали.
- Да! - рявкнул Студеный.
- Разрешите, товарищ майор?
- Сказано, заходи!
- Лейтенант Васнецов. Представляюсь по случаю убытия в отпуск.
- Что за отпуск? - Студеный грозно свел брови.
- Краткосрочный, по семейным обстоятельствам.
- Знаю я, как такие отпуска делают! Все документы оформил?
- Так точно!
- Присаживайся…
Студеный смотрел на розовощекого лейтенанта. Когда он прибыл в часть? Кажется, не прошло и трех месяцев. И уже домой намастрячился. Глядишь, там и останется. Сколько комбат его помнил, Васнецов никогда в бой не рвался, зато не единожды обращался к врачу, изобретая хвори, одна экзотичней другой. Офицер, мать его за ногу!
Читать дальше