Б. Седов - Девушка, мент и бандит

Червонец, не дыша, смотрел на приблизившееся к нему гладко выбритое лицо. Рот Графа был тонким и узким, как прорезь в банковском автомате, а глаза смотрели на Червонца холодно и спокойно.

- Слушай сюда, сявка, - голос Графа изменился, и в нем появились угрожающие интонации, причем не наигранные, а настоящие, такие, которых Червонец не слышал еще никогда, - ты найдешь медальон и принесешь его мне. Я дам тебе тридцать тысяч долларов. Не найдешь, не принесешь - тебя убьют. Сболтнешь где-нибудь про наш разговор - тебя убьют. И не вздумай говорить об этом с Желваком. Это для тебя он пахан, а для меня - такая же сявка, как и ты. Так что иди и принеси мне вещь. Спешить не надо, от этого только одни неприятности бывают, но и не медли. Понял?

- По… понял, - ответил Червонец, чувствуя, как от Графа повеяло ледяным сквозняком смерти, - найду и принесу.

- Вот и хорошо, - Граф откинулся на спинку кресла и снова исчез в тени, - идите и принесите. Я вас не задерживаю.

Червонец вскочил и, судорожно поклонившись, выскочил в коридор.

Осторожно затворив за собой дверь, он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. "Ну, блин, - подумал он, - ни хрена себе этот Граф! Недаром про него такие слухи ходят. И еще говорят, что он слово железно держит, так что будем считать, что тридцать тысяч бакинских уже в кармане. Осталось только братка этого найти и забрать у него медальон. А если не отдаст? Как это - не отдаст? - И Червонец почувствовал адреналиновый прилив - Порву на тряпки!"

Червонец разлепил глаза и торопливо пошел по длинному полутемному коридору в сторону выхода. В вестибюле он увидел беседовавшего с метрдотелем невысокого мужчину, того самого, который встречал его.

Увидев Червонца, мужчина едва заметно поклонился и снова повернулся к собеседнику. Червонец кивнул его затылку и, выйдя на улицу, перевел дух.

Так, первым делом - в автоматы и братка этого за жабры. Потом - к Графу, за бабками. А когда будет тридцать зеленых косарей, можно и отпраздновать это дело.

И повеселевший Червонец направился к джипу. Забрать медальон у брателлы не представлялось ему проблемой. И не такие вопросы решали, подумал Червонец, садясь за руль и втыкая ключ в замок зажигания.

Отпустив Червонца, Константин Эдуардович налил себе водочки и, глядя на закрывшуюся за визитером дверь, задумался. Этот Червонец, тупой бандит, способный только отнимать и делить, умудрился лишиться медальона в рекордно короткий срок. Понятное дело - он не мог знать об истинной ценности старинной вещи, но…

- Но мы еще подумаем, - пробормотал Константин Эдуардович и выпил водку.

Поставив пустую рюмку на стол, он достал из нагрудного кармана тонкую сигару в позолоченной фольге, бережно развернул ее и, закрыв глаза, провел сигарой под носом, вдыхая аромат настоящего кубинского табака, не имеющего ничего общего с кошмарной вонью поставляемых в страны бывшего соцлагеря кубинских сигар.

Прикурив от золотой зажигалки, на которой маленькими бриллиантами был выложен вензель КЭП, Граф медленно выпустил ароматный дым через ноздри и устремился мыслями к тем далеким дням, когда он был еще мальчишкой…

В начале шестидесятых, когда Граф был еще просто Коськой Палицыным, старый вор Кадык, прошедший сталинские и немецкие концлагеря, выпив стакан столичной водки и зажав в сверкающих железных зубах беломорину, учил его жизни.

Коське было четырнадцать лет, а изломанный лагерями и нездоровым образом жизни пятидесятилетний Кадык выглядел на все семьдесят, и для Коськи он был воплощением вековой мудрости на апостольском уровне. Кадык, развалившись на койке, вещал о романтике воровской жизни, о блатном благородстве, а Коська, тоже выпив водки, но не стакан, а стопку, сидел на стуле, глядел на Кадыка во все глаза и слушал его так, как влюбленные не слушают сладкие песни соловьев.

В лице малолетнего ученика Кадык имел благодарнейшего слушателя, и каждое его слово падало в душу будущего Графа, словно зерно в утучненную и взрыхленную трудолюбивым сеятелем землю. От теории и общих положений Кадык обычно переходил к примерам, то есть - историям из своей более чем богатой событиями жизни.

И вот однажды, выпив три, а то и четыре стакана водки, Кадык стал вспоминать войну. И Коська услышал увлекательную и страшную историю о том, как из сталинского лагеря отправили Кадыка на фронт, в штрафбат, а там, повоевав немного, бывший зэк вместе со своей зэковской ротой попал в плен.