Б. Седов - Девушка, мент и бандит

Симпатии пьяного кабака были на стороне Бастинды.

Во-первых, она была воплощением мечты мужской части зала. Ну а женщины желали, чтобы жестокая Барракуда была наказана, потому что сами уже начали ее побаиваться, видя, что она творила с остальными участницами шоу.

Однако поначалу ловкой коротышке удалось дважды завалить Червонцеву маруху в грязь и крепко засветить ей локтем под левый глаз. Бастинда уже не улыбалась, не махала рукой Червонцу, а сосредоточилась, готовясь нанести решающий удар.

Выбрав момент, когда Барракуда увлеклась подготовкой очередной атаки, Бастинда неожиданно для соперницы прыгнула вперед и провела обычную боковую подсечку. На скользкой грязи прием оказался на удивление действенным. Барракуда вдруг почувствовала, как ее ноги взлетают под потолок, тело целиком окунается в голубую глину, а сверху на нее с размаху валятся шестьдесят с лишним килограммов чужого тела. На секунду у нее от удара перехватило дыхание, а когда отпустило, она обнаружила, что все равно не может вздохнуть, потому что ее шея оказалась накрепко зажатой между предплечьем и рельефным бицепсом белокурой бестии, невесть откуда появившейся сегодня в ресторане.

Барракуда пыталась вывернуться, но Бастинда держала опасную противницу бульдожьей хваткой. Через полминуты в глазах хозяйки помоста все поплыло, потом потемнело. И дальше она уже не чувствовала, как на ней рвали коротенькую маечку и стягивали трусики. Очнулась она от пощечин, поняла, что проиграла, и с трудом поднялась из грязи, выпрямляясь во весь рост на потеху публике, которая визжала от восторга и писала кипятком, наблюдая этот грязный - в прямом смысле - стриптиз.

Больше всех орали радостные братки, сидевшие неподалеку от ринга. Все время схватки они под звон хрусталя хором скандировали "Да-ви-мен-тов!" и "До-лой-ка-гэ-бэ!", не подозревая, что к могучему комитету эта аббревиатура не имела ни малейшего отношения. И что называть чемпионкой КГБ они должны были бы и клевую шалаву Бастинду, которая, как оказалось, тоже побеждала на Крымских грязевых боях.

Пьяные гости, шлепая модными штиблетами по скользкой жиже, уже бросились качать победительницу, но та в прямом смысле слова выскользнула из их жадно протянутых рук, отбежала на другой конец помоста, сама стянула с себя лифчик и потрясла перед восхищенным залом большими, заляпанными грязью грудями. И тут же исчезла за дверями душевой для персонала ресторана, превращенной на этот вечер в раздевалку для участниц шоу.

Зал загудел от восторга, как растревоженный пчелиный улей.

Лина медленно шла по Александровскому парку и грустно думала о вчерашнем суде, который на самом деле оказался гнусной пародией.

Адвокат, похожий на жуликоватого директора комиссионного магазина; прокурор, изображавший строгость и твердость; злобная баба в кресле председателя суда; самоуверенный бандит, которому, похоже, заранее был известен исход дела; какие-то чужие люди в зале, с нездоровым любопытством наблюдавшие за ходом процесса, - все это вызывало у Лины чувство брезгливости и гадливости.

Когда суд только начался, когда прозвучала торжественная фраза: "Встать, суд идет", Лина еще наивно надеялась на торжество справедливости, на то, что Червонец получит по заслугам. Но с каждым вопросом прокурора или судьи, с каждым выступлением очередного свидетеля перед ней все больше открывалась истинная суть происходившего. Это был просто спектакль, организаторы которого даже не позаботились о том, чтобы действие выглядело пристойно и правдоподобно.

Убийца, сидевший за решеткой, халтурно сваренной из арматурных прутьев, выйдет на свободу и продолжит заниматься своими грязными и страшными делами… И, возможно, убьет еще не одного человека… И все ему сойдет с рук, и он будет ходить, дышать, видеть небо, до которого ему нет никакого дела, а Максим, ее Максим…

Лину передернуло, и она подняла голову, сдерживая слезы.

Вокруг нее была жизнь.

Чирикали шустрые воробьи, на скамейке сидела молодая парочка с бутылками пива в руках, по Кронверкскому, лязгая колесами на стыках, медленно тащился трамвай номер шесть, толстые мощные деревья тихо шевелили узловатыми руками…

В общем - вокруг была жизнь.

И Лина поняла, что в этой прекрасной жизни нет места для такого подонка, как этот Червонец. В ее мире, в личном мире Акулины Голубицкой его не должно было быть.