В былые времена, чтобы избавиться от неугодных соседей по коммуналке, на них строчили донос в НКВД — и всего-то делов. Во времена возрожденного капитализма приходилось действовать изобретательнее. Что и демонстрировал Дмитрий Романович.
— Подпишите вот здесь, Виктория Карловна. — Следак подсунул мне уже заполненный протокол допроса. — С моих слов записано верно…
— …Мною прочитано! Знаю! Не подпишу!
— Тогда в ИВС.
— Я же сказала: согласна!
Следак громко сглотнул. Двое типов снова переглянулись. Отправлять меня в камеру в их планы явно не входило. Да и камеры-то свободной, наверное, поблизости не было.
— Ты симпатичная девочка, — зловещим тоном сообщил мне следак. — А мы трое голодных мужчин…
— Так поешьте!
— Нет, ты не понимаешь…
— Не понимаю! Вообще ничего не понимаю! Если хотите меня посадить, так сажайте! Вызывайте конвой!
Естественно, никто никакой конвой вызывать не собирался. Меня просто выгнали вон. Сказав на прощание, что мы еще встретимся. И посулив мне большие неприятности. Несчастные, чем решили меня пронять! Это же всё равно, что пугать утоплением рыбу. Да я же без неприятностей ни шагу. Я с ними породнилась еще в детстве.
И всё-таки мерзавцы сумели основательно потрепать мне нервишки. Но прежде со своим верным спутником Пляцидевским я заскочила на денек в Петербург — чтобы посоветоваться с Крупцовым. Мне не давала покоя мысль о том, что мною слишком пристально интересуются там, где я вообще не хотела б светиться.
— Ничего удивительного. — Крупцов, как и ранее Пляцидевский, отнесся к моим опасениям совершенно спокойно. — Этого тебе с твоим прошлым и, тем паче, настоящим избежать невозможно. Смирись. Не думаю, что тебе это испортит жизнь.
Я решила, и правда, смириться.
И полетела в Москву, к Гепатиту.
И прямо в Шереметьеве угодила в лапы знакомых по недавней встрече в Белозерске комитетчиков.
Меня отвезли не на Лубянку. И не на один из опорных пунктов (или как это у них называется?) Я была с почестями на шестисотом «мерседесе» доставлена в шикарную хавиру. Хорошо охраняемую. С решетками на окнах (наверное, затем, чтобы кто-нибудь из посетителей не вздумал сигануть с двадцатого этажа). С предупредительной горничной и вкусной едой. Жаловаться на отсутствие комфорта не приходилось. А жаловаться на отсутствие хоть какой-то определенности было попросту некому. Никто меня не навещал, я вдруг оказалась никому не нужна. Так прошел день. Прошел второй. На утро третьего дня я начала потихонечку закипать. Даже подумала, а не объявить ли голодовку, но решила не портить желудок. Вместо этого плотно позавтракала и устроилась перед телевизором.
В этот момент ко мне в гости и заявился Шикульский. Вошел в комнату и, подлец, как ни в чем не бывало, поинтересовался:
— Ну, как?
— Неплохо. Есть даже кабельное телевидение, — сообщила я и переключила программу. Общаться с ним у меня не было никакого желания.
Он торжественно водрузил на журнальный столик бутылку вина, плюхнулся в кресло и принялся осыпать меня комплиментами. Я в это время смотрела интереснейший мультик про космических монстров. И ждала, когда Дмитрий Романович перейдет от словоблудия к делу.
— Видишь, какие ты нажила себе неприятности своей детской упертостью? — наконец разродился он кое-чем более или менее существенным.
— Не вижу.
— Рад за тебя, — заметил Шикульский и разлил по бокалам вино. — Угощайся.
— Не пью.
— Как хочешь… Завтра ты выйдешь отсюда, — удивил он меня неожиданным известием.
«Выйду? Хреново. Если отпала необходимость в том, чтобы держать меня в качестве заложницы, значит, у негодяя всё срослось так, как он и хотел. То есть, другими словами, концерн он у меня всё-таки отобрал», — с грустью подумала я. И, как оказалось, ошиблась. Всё сложилось не так уж и плохо.
— Завтра я улетаю в Израиль, — сообщил мне Шикульский. — Надолго. Может быть, насовсем.
— Что так? — Я впервые удостоила его взглядом.
— Здоровье. Последнее время здесь становится трудно дышать. Помнишь, я объяснял тебе ситуацию?
— Помню. Значит, всё же приходится пускаться в бега? А как же выборы? Как же бизнес?
— Вовсе не обязательно находиться в России, чтобы заниматься здесь бизнесом и влиять на политику.
— Резонно. — Я всё-таки отхлебнула вина. — Дмитрий Романович, зачем вы устроили эту провокацию с диверсиями?
Его рожица расплылась в самодовольной улыбке.
— Мне пришлось признать свое поражение. Я недооценил, твою прыть, поэтому и проиграл. Теперь пора брать реванш.
Читать дальше