Борис Седов - Пленница

«Так где же они все-таки, черт побери?!!»

И словно в ответ на этот немой крик души за спиной вдруг раздаются приглушенные голоса и скрип гравия под жесткими подошвами армейских ботинок. Доберман несколько раз радостно дергает обрубком хвоста и молча бросается из беседки навстречу хозяевам

Их двое. Не трое, как мы ожидали, а только двое. Оба в сером мусорском камуфляже. Оба далеко не богатырского телосложения. Обоих я раньше ни разу не видела. И оба, конечно, заметив меня, сразу взяли курс на беседку.

«А что я говорила Олегу!» — торжествую я и принимаю максимально беззаботную позу.

— Привет. — Стоит им появиться в беседке, как я здороваюсь первой, кокетливо поиграв пальчиками левой руки. В правой у меня бутылка — чтобы все видели, как я скучаю здесь в одиночестве и безуспешно пробую ханкой залить злодейку-тоску.

— Здорово, — отвечает один из стояков и тормозит прямо напротив меня. Похоже, он корчит из себя пахана. Но он всего лишь дешевая сявка. Я могла бы, не напрягаясь, убить его одним тычком пачьцев в область аорты.

— Здравствуй, красавица. — Его напарник более любезен. Он присаживается рядом со мной на скамейку и принимается пожирать жаждущим взором бутылку, которую я продолжаю держать в правой руке. У него стандартная рожа тульско-тамбовско-рязанской деревни, и ему невтерпеж догнаться моим драгоценным «Мартини».

«Перетопчется! — ухмыляюсь я про себя. — Потерпит немного Иванушка. Или как там его… Данила? Макарка?»

Оказывается, ни то, ни другое, ни третье. Тульско-тамбовско-рязанского фофана зовут Алексеем, а его напарника Колей. Притом на то, чтобы растопить лед в душе у последнего, требуется, как минимум, десять минут И все это время он аж до хруста в суставах гнет пальцы передо мной и напарником, изображая из себя этакого бдительного и исполнительного телохранителя, беззаветно преданного своему хозяину. А именно, зыкая на меня, как на палестинскую смертницу или, по меньшей мере, на киллершу, проникшую в этот дом завалить его дорогого босса («Ах, если б ты знал, дурачок!» — потухаю я про себя, сохраняя абсолютно невинное и удивленное таким обращением со мною, ангелом, личико), учиняет мне форменный допрос:

— Ты ведь из тех четверых, что сегодня доставили на «луноходе»?

— Да, я прибыла сюда с зоны. По вызову.

— Так тогда не пойму, а чего это ты здесь, а не там? — «Глеб Жеглов» тыкает пальцем на особняк. — В одиночку хлещешь винище и кормишь здесь комарье вместо того, чтобы валяться в постельке с клиентом?

— Клиент от меня свое получил, — начинаю завинчивать я. — Попарился в баньке. И еще раз получил. Потом залил шары и свалил к себе в комнату. А меня, чтобы не мешала ему отдыхать, отправил гулять. Так и сказал: «Возьми в баре бутылку и проваливай на хрен. Выйди на улицу, посиди на скамеечке, подыши свежим воздухом. Когда будет пора, Володя, ваш старший, меня позовет».

— Он что, в курсе, что ты здесь прохлаждаешься?

— Там, — небрежно киваю я в сторону дома, — все в курсе. Юрик звонил им по рации, предупредил, чтобы меня пропустили и чтобы не приставали. Вот они и пропустили. И даже не пристают, — глупо хихикаю я.

— На них не похоже, — впервые подает голос тульско-тамбовско-рязанский лапоть. До этого он лишь внимательно слушал наш разговор и гипнотизировал взглядом «Мартини». Даже не подумав кому-нибудь предложить, я делаю из горлышка приличный глоток…

При этом тульско-тамбовско-рязанского лаптя чуть не хватает удар. Но он все-таки держится! Он крепкий парниша, взращенный на парном молоке и овощах без нитратов.

А мой оппонент в это время выдает длинную тираду насчет дисциплины. Здесь только и делают, что нарушают инструкции («Велено ж не пускать никого из девок на улицу, так им начихать!») На этом объекте (насколько я понимаю, он имеет в виду особняк Юрия Ивановича) у семи нянек дитя (теперь он имеет в виду самого Юрия Ивановича) без глазу!

Речь «идеального телохрана» завершается тем, что он протягивает мне лопатообразную длань:

— Дай-ка хлебнуть. Тебя-то как кличут, подружка?

— Нарой, — представляюсь я и передаю бутылку.

— А я Колян. Вот этот — Леха. А собачка — Бастинда.

«Как там Диана? — тем временем думаю я и тихо радуюсь тому, что псина не имеет привычки шариться по кустам. — Наверно, лежит, вся израненная комарами, держит палец на спусковом крючке и, слушая наш базар, готова взорваться от злобы. И не может понять, почему я не отступаю с линии огня, чтобы дать ей возможность шмальнуть по этим недоделанным стоякам. Или понимает, что, пока не установлю с ними дипломатических отношений, я не могу даже встать со скамейки?»