— Предположим, насчет друзей ты не права. Можешь смело причислять к ним меня, если ты, конечно, не против. Маки… То есть деньги у меня есть, и я ими с тобой всегда поделюсь. Но ни о какой свободе пока и не мечтай. Пойми, я о тебе беспокоюсь. При твоем характере, Тома, тебе хватит и часа, чтобы влипнуть в какую-нибудь историю. Ты же сама говоришь, что тебе недостает опыта. А значит, и выдержки, и проницательности…
— Интересно, и как же я их в себе разовью, безвылазно сидя здесь перед телеком? — вспылила Тамара и даже вскочила с кровати, на краешке которой сидела все это время. — Твои красивые слова о том, что опасаешься за меня — просто вранье!
— Нет, Тома, — покачал головой Монучар. — Если бы я был абсолютно уверен в том, что ты сейчас выйдешь из дома, поешь мороженого в кафе, заглянешь в кино, оттянешься на дискотеке и к утру вернешься назад — не было бы вопросов. Но даже если я приставлю к тебе телохранителей, с твоей хитростью ты их, дураков, обведешь вокруг пальца. Итак, представь, ты отрываешься от охраны. Что дальше? У меня нет ни единой гарантии, что ты тут же не выбросишь из головы все свои раскрасивые планы отмщения, которые так складно мне сейчас излагала, и не побежишь к мусорам. В итоге: ты в детприемнике, толстуха и дядюшка на Арсенальной, а у меня очень крупные неприятности. Легавые только и ждут, что мне предъявить, а тут прямо на блюдечке с голубой каемочкой им подается заложница, да еще и малолетка, которую я десять дней продержал у себя в подвале. Вот так-то, Тамара. Согласна с моими сомнениями? Есть что возразить?
Девочка молча опустилась на уголок кровати.
— Не расстраивайся, малышка. Ничего не проиграно. Просто надо уметь набираться терпения и ждать. Иногда очень долго.
— Пообещай мне, что ни ты, ни твои люди и пальцем не тронут ни толстуху, ни дядюшку. Сохранят их для меня.
— Но если они вдруг решат сами перегрызть друг другу глотки, — расхохотался Моча, — разнимать и мирить их никто не намерен. Так что надейся еще и на здравый рассудок Игната и Светланы Петровны. А со своей стороны, я гарантирую их полную безопасность. До того дня, когда в игру вступишь ты, царица Тамара. Знаешь, в поэме «Витязь в тигровой шкуре»…
— Я знаю, — перебила девочка. — Читала Шота Руставели. И видела иллюстрации Врубеля… Так, Монучар, мы обо всем договорились?
— Обо всем. Если вдруг передумаешь и пожелаешь, чтобы я подключил свои силы и ускорил процесс…
— Не передумаю. Сколько мне ждать?
— Может, два года, — пожал плечами Моча. — Может быть, три. Пока не будешь готова. И пока просто не подрастешь.
— А подготовка…
— Это я полностью возьму на себя. Разработаю план… Ведь я, как-никак, в свое время закончил психологический факультет МГУ. И в мозгах еще кое-что осталось.
— Тогда будем считать, что с этим все решено, — подытожила девочка. — Разрабатывай план. И, пожалуйста, постарайся сделать это как можно скорее.
На следующий день, произведя рокировку параши и тумбочек, Монучар сумел отвоевать у комнатушки немного пространства, на котором разместил тренажер «беговая дорожка» и нечто вроде пюпитра, за которым можно было читать и писать стоя.
— Теперь мне не помешал бы еще и солярий. И ежедневные трехчасовые прогулки на свежем воздухе, — сказала Тамара, увлеченно изучая несложный пульт управления «дорожкой».
— …И пятидесятиметровый бассейн, — язвительным тоном продолжил Моча. — И общество благовоспитанных молодых людей. Чистокровный арабский скакун, «Ламборджини», двухмоторная «Сесна»… Я могу тебе обещать только то, что уже через месяц будут готовы твои новые апартаменты. Так что готовься к переезду. И наверстывай упущенное время. Завтра у тебя начинается новый учебный год. Вернее, продолжается старый…
На следующий день скромная библиотека Тамары увеличилась более чем в два раза за счет профессионально подобранной учебной литературы за седьмой класс, и девочка, наконец, твердо решила перенести ударение в укороченном имени Монучара со второго слога на первый.
И при этом впервые набралась смелости признаться себе в том, что вот уже несколько дней, как из самых глубин ее души все настойчивее и настойчивее рвется наружу нечто новое, абсолютно неведомое. Причем Тамара с беспокойством отметила, что это нечто имеет непосредственное отношение к Монучару.
Вот только к добру ли это настырно стремящееся на волю…
…ЧУВСТВО?
Позорище! Да какие могут быть чувства у четырнадцатилетней девчонки к пятидесятилетнему старику?!! Как к заботливому хозяину. Как к надежному другу. Как к человеку, по горькой иронии судьбы заменившему ей и отца, и деда… и мать, и вообще всех людей, вместе взятых. Да, только так, и не иначе!
Читать дальше