Александр Золотько: Под кровью — грязь

Палач никому ничего не объясняет. Ему, кстати, тоже ничего не объясняют. И Гаврилину тоже никто ничего объяснять не собирается. И все бы ничего, только вот высокое начальство совершенно спокойно может спросить господина Наблюдателя, а чего это, собственно, Палач выбрал Андрея Агеева и что, собственно, Андрей Агеев собирается делать в карауле? И почему это, собственно, Палач выбрал для ухода Агеева именно караул.

Дали бы сучонку увольнительную, и пусть себе гуляет. Хватились бы солдата только почти через сутки. Над этим стоило бы поразмышлять. Только голова думать не хочет, голова хочет спать. Спа-а-а-ать. Вот еще не хватало вывихнуть челюсть.

На милицейской волне оживленно общались, но не по нашему делу, отметил удовлетворенно Гаврилин. Вот если бы по нашему, тогда пришлось бы посуетиться, поднимать оперативников, дергать координатора и так далее и тому подобное, что, естественно, внесло бы некоторое оживление в предрассветное бдение, но особой радости не доставило бы.

Лето прошло. Словно и не было. Какое лето? Я и слова то такого не знаю. Хотя нет, что-то такое, припоминаю, лет сто назад. Солнце помню, жару, потные женщины, теплая водка. Хотя о женщинах – не стоит. Или не стоит?

Не стоит вспоминать июль. Совсем не стоит. Гаврилин встал со стула. Увлекся воспоминаниями, козел. Сколько раз себе говорил – забудь. Так нет же, снова туда же. Упал – отжался.

Смена еле идет. Как в замедленном кино. Разводящий спереди, смотрит под ноги, главное не поскользнуться и не загреметь физиономией в грязь. Младший сержант Иванов у нас очень печется о своей внешности.

Это ж какое падение авторитета – вляпаться в грязь на глазах у салобонов. А те еще толком не проснулись. Всего двадцать минут назад их подняли с топчанов. У них соображения хватило только на то, чтобы зарядить автоматы под контролем разводящего. Хлюпают, не разбирая дороги, брызги летят во все стороны.

Медленно, не торопясь, идут, Агеев поднял автомат к плечу, прицелился. Медленно, не торопясь. Иванов никак не посмотрит перед собой, урод. Агеев попытался подстегнуть себя, разозлить. Не думал, что будет так трудно это сделать.

А тут еще пальцы совсем застыли. Приклад поплотнее вжался в плечо. Сейчас… Черт, Агеев чуть не выругался в голос. Мушка совсем не видна на темном фоне силуэта.

Один из караульных все-таки поскользнулся, но не упал. Идущего впереди разводящего обдало водой из лужи. Оборачивается. Медленно, как будто движется в чем-то вязком. Сейчас он будет объяснять молодому, что нужно смотреть под ноги, что он ему покажет в казарме почем фунт лиха, слов не слышно – шумит холодильник, только штыки в бисеринках дождя подрагивают в свете фонаря.

А у меня штык темный, подумал Агеев. Это от крови. От крови Шустова, который лежит сейчас возле колючей проволоки, как куча дерьма. И вообще, хрен с ней, с мушкой. Тут всего метров десять.

Агеев набрал в грудь воздух и нажал на спуск. Автомат вздрогнул, и в плечо ударила отдача. Разводящего словно в спину толкнуло. Он резко качнулся вперед, караульный не успел его подхватить, тело младшего сержанта ударилось о подставленную руку и упало на землю.

Караульные выстрелов не услышали. Тот, который стоял впереди, решил, что разводящий поскользнулся и наклонился, чтобы помочь ему подняться. Второй караульный ничего подумать не успел. Он вдруг увидел, как впереди полыхнуло и почувствовал, как огонь ввинчивается ему в грудь.

Агеев увидел, как караульный, которого он решил убить первым, наклонился, но на спуск все – равно нажал. Пули попали в заднего и опрокинули его на спину.

Мысль о том, что караульный пригнулся, чтобы уклониться от пули мелькнула и исчезла. Агеев шагнул вперед и длинной очередью прошил темные силуэты. Внезапно нога потеряла опору, Агеев потерял равновесие и с размаху, не успев даже выставить руки, упал лицом вниз.

Боли не было, был только ужас, охвативший Агеева в тот момент, когда грязь мгновенно ослепила его. Он чуть не захлебнулся ледяной жижей, закашлялся, попытался вскочить, снова упал, забил ногами по грязи и перевернулся на спину.

Сейчас его убьют, мелькнула паническая мысль. Сейчас оставшийся в живых караульный расстреляет его в упор. А он ничего не видит, грязь залепила глаза, он даже не услышит выстрела, шум от холодильника перекрывал все звуки. Агеев опрокинулся на бок, лихорадочно оттирая лицо, перекатился в луже уже не ощущая того, что вода холодная. В тень, за дерево, быстрее.