Б. Седов - Один против всех

Я пожал плечами - судьба!

- Всю ночь Тимофей в штаб-квартире его продержал, на Фонтанке, вы там были. И продержал не просто так, а давал важное, государственного ранга, задание. Утром только и отпустил, ну, Палыч едва вырвался, сразу мне и позвонил. Задание такое - на квартире у Палыча сколько-то времени будет жить человек, тоже «путеец», но человек таинственный, Палыч его видел, у него все лицо бинтами перевязано, но крови на тех бинтах нет! Я так думаю, что это сделано, чтобы лицо скрыть!

«Кажется, двойничок наш нарисовался, - подумал я, - и удачно так нарисовался, у лучшего моего друга Инцеста Палыча жить будет!»

- Но это еще не все! Тимофей сказал, что этого человека никто не должен видеть, даже знать о нем никому нельзя. Поэтому Машеньку, дочку Палыча, нужно из квартиры временно выселить, но чтобы Палыч этим делом не занимался, Тимофей сам все организует. Я так понимаю, что ее как заложницу берут, для гарантии, я прав?

Я снова кивнул. Прав был Пентелин, еще как прав, и почерк знакомый, господина Романова почерк, его, ети его мать, стиль!

- Машеньку он на пару дней к родным отправил, а вот что с этим таинственным человеком делать, я не знаю. Поэтому я сразу к вам, доложить, посоветоваться.

Я посмотрел на часы, приближался полдень, скоро пушка ударит. Почти шесть часов добирался до меня Пентелин.

- А вы где живете, Пентелин?

- Да так, - он махнул рукой, - то здесь, то там, а позвонил он мне на «трубку», так что не беспокойтесь, все это правда.

- Меня не это беспокоит, а то, что вы долго до меня добирались! Информация важнейшая, а я ее получаю с опозданием!

- Мне «хвост» за собой почудился, пришлось петлять. Крюк большой сделал, а с Петроградской вообще пешком шел, там, знаете, проходные дворы, очень удобно от «хвоста» отрываться. Опыт, слава богу, есть!

- Хорошо, вы все сделали правильно. Я рад, что мне посчастливилось работать с такими людьми, как вы, Пентелин!

Пентелин приосанился.

- Будьте здесь, сейчас вам принесут пива, а я должен подумать.

Я вышел из каюты и не спеша пошел наверх, на палубу. Сейчас главное - найти свободный столик, сесть и спокойно все обдумать…

Евгений Павлович Черных лежал в шезлонге, поставленном так, чтобы он мог видеть часовню. Рядом, на жестком неудобном стуле с высокой спинкой, сидел, да не сидел, а мучился, постоянно ерзая, двигаясь то вперед, то назад, Петр Васильевич Чистяков.

За сутки, прошедшие с памятного разговора, Черных сильно изменился. Горящие глаза, ввалившиеся щеки с клочковатой светлой щетиной, дрожащие руки - все говорило о сильном нездоровье наследника престола.

Чистяков позвонил будущей государыне - Жанне, та веселилась где-то за рубежами Германии - то ли на карнавале в Венеции, то ли на фестивале в Каннах, и государыне Жанне было не до своего невенчанного супруга. Она выслушала короткий рассказ Чистякова, бросила коротко: «Сам виноват!» - и отключила связь, а может быть, просто выкинула трубку в воды Средиземного моря, это вполне в ее стиле.

Тогда Петр Васильевич набрал номер швейцарского санатория. Вдовствующая докторесса Сара Раушенбах была на месте, с трудом, но поняла немецкую речь Чистякова и пообещала приехать сегодня же вечером или, в крайнем, ну самом крайнем случае, - завтра утром.

Докторша Сара занималась болезнями спинного мозга, а не наркоманией, но Чистяков помнил, каким счастливым был в ее обществе Черных, счастливым и здоровым, и теперь хотел, чтобы это состояние вернулось к Черных хотя бы на несколько дней.

Два-три дня, думал Чистяков, больше и не надо. Узнать все детали плана, главное - замена Президента двойником, и все, Женя, больше ты мне не нужен…

Черных открыл глаза, посмотрел в распахнутое чистое небо, с трудом перевел взгляд ниже, на часовню, облизнул губы и начал что-то неслышно говорить. Чистяков подвинулся ближе, нагнулся к губам, прислушался - молится - и снова сел прямо.

Так и прошли эти сутки: Черных то проваливался куда-то и мог часами неподвижно лежать с закрытыми глазами, тогда Чистякова подменял Вашингтон и Петька уходил в часовню вздремнуть, то, открыв глаза, Женька начинал что-то лихорадочно шептать, или молился, или просил о дозе. Тогда Вашингтон, если пробуждение приходилось на его смену, будил Чистякова и деликатно отходил в сторону.

Он понимал, что вот-вот произойдет «дворцовый переворот», смена власти и у руля встанет Чистяков. Мешать переменам он не хотел, просто ждал в стороне, готовый прийти на помощь победителю, а кто выиграет в схватке за деньги и власть, питерского негра Жору Вашингтона не очень-то интересовало.