Александр Ольбик - Однократка

— Помогите сесть, — попросил Торф. — Дайте водички…

Генку это происшествие немало взбудоражило. После Чернобыля, мотаясь по госпиталям, он насмотрелся на ликвидаторов с разрушенной иммунной системой. В таких случаях лучше всего помогали преднизалон или ударная доза адреналина. Он вспомнил одного парня, который при астматическом приступе пытался выброситься с четвертого этажа.

— Все, однократка, впредь курить будем только на проходке, — Ящик уселся на свои нары.

— Где? — не понял Кутузов.

— На прогулке. Ты же видишь, подселили к нам какого-то припадочного.

— Не помрем, если и не покурим, — согласился Генка. — А если будет невмоготу, пожуем табачку.

— Еще чего ты, однократка, придумал. Я же не чурек, мне надо, чтобы дымок щекотал дыхалку. Как, маленько полегчало? — спросил он у Торфа.

— Кажется, возвращаюсь… И наперед говорю: никогда больше этих сук не зовите, бесполезно.

— Гондурастцы шкворенные! — выругался Ящик и машинально потянулся за сигаретами. Однако закуривать не стал, повалял пачку в руках, понюхал и отправил на нары.

Постепенно жизнь в 36-й камере налаживалась, если, конечно, пребывание в ней вообще можно было назвать жизнью. Как бы в знак солидарности за проявленное сочувствие Торф позволил Ящику с Генкой пользоваться его мобильным телефоном. Сам Семен бесконечно куда-то звонил.

Но каково же было разочарование, когда Кутузов, набрав домашний номер, не услышал Люськиного голоса. А времечко-то было позднее. Он невольно вспомнил слова Ящика о «пантах», которые они с Осисом «могли бы ему запросто сбить». Он даже ощупал свое темечко и, пребывая в смятении, позвонил еще раз. И опять молчок. В половине первого ночи он подошел к Торфу и тихонько потянул его за плечо.

— Старик, разреши еще раз воспользоваться мобильником.

Торф, не поворачиваясь, сунул руку под подушку и вытащил трубку.

— Но лучше не звони — хуже себе. — Он перевернулся на спину. — Хочешь дам еврейский совет?

— Валяй, Сеня, на ночь не грех послушать…

— Она намного моложе тебя?

— Не очень, всего на пять лет.

— Но красивая?

— Не то слово: неофициальная «мисс Латвия».

— Тогда давай сюда телефон! Поставь на всем крест и ложись спать. Выспись, а к утру вся дурь пройдет.

— Да какая к черту дурь! Мне хотя бы ее голос услышать да о делах перекинуться. У меня в книгах заначка спрятана, пусть лучше потратит мне на сигареты.

— Тогда извини.

Торф снова отвернулся лицом к стене и, положив руку под голову, затих.

В сердцах Кутузов схватил ботинок и засандалил им в ненавистную лампочку, которая день и ночь портила ему нервы. Но лампочка сама сидела за решеткой — в проволочной корзине. Ботинок, стукнувшись о потолок, отрекошетил и упал на спящего Жорика.

— Атас, наших бьют! — Ящик вскочил с нар и ошалело, со звериным выражением лица, замотал головой. Однако, увидев, что рядом лежит безобидный ботинок, все понял и, отбросив его ногой, снова упал на постель.

Назавтра, в первой половине дня, Кутузова повели на очную ставку. Следователь Шило был по-прежнему подтянут, при галстуке и чисто выбрит. На сей раз от него исходил заметный аромат не то одеколона, не то дезодоранта.

Он ознакомил Генку с предстоящей процедурой, вытащил из папки бланк протокола и, выглянув за дверь, попросил дежурного привести Куманькова. Это был один из тех, кто находился в тот роковой день 25 января в ресторане «Ориент» за одним столом с Кутузовыми, и, как заведенный, жевал резинку.

Генка увидел перед собой социальный продукт не первой свежести. Не по годам полинявшая физия со следами пороков, три или четыре шрама и совершенно безучастный взгляд карих глаз.

Следователь обратился к Куманькову так, как, наверное, всю сознательную жизнь обращался ко всем подследственным, назвав его «гражданином Куманьковым». Однако спохватившись, что Куманьков никакой не гражданин, заикнулся насчет «товарища», но быстро понял, что опять промахнулся. Кашлянув в кулак и слегка тушуясь, он наконец сказал:

— Господин Куманьков, где вы находились вечером 25 января сего года?

От этих слов Генка чуть не упал с намертво приваренного к полу стула, поскольку протокольная рожа Куманькова так же соответствовала слову «господин», как он, Генка Кутузов, соответствовал понятию балетмейстера. Однако он не показал вида и серьезно слушал этого стриженого недоноска.

— Мы пришли в «Ориент», чтобы немного культурно отдохнуть.

— Уточните — кто это «мы»?