Александр Ольбик - Промах киллера

…Передавали теленовости, и я уже был на пороге, когда до моего слуха долетели знакомые созвучия: Велта Краузе, Гунар Подиньш, сын Краузе Денис… Я замер и, не в силах совладать с собой, взглянул на экран. Текст диктора сопровождался картинками: крупным планом — оплывшая кровью колода, на носилках какой-то предмет, только очертаниями напоминающий человеческое тело. Речь шла о Гунаре, затем лицо мальчика — в разных ракурсах… Камера съехала на кроны деревьев, под которыми лежал Денис, на речку, струящуюся у корневищ ольхи. Камера зафиксировала горящий дом, лица пожарников, зевак, бегающую, как затравленная, болонку; затем я увидел пепелище и «жигуленок», на котором я приехал в Пыталово и который оставил у моста. Его принадлежность уже определили, назвав имя Бориса Краузе. И наконец пошли версии криминальной полиции Латвии и следователей российской районной прокуратуры. В общем, они были схожи: вооруженное нападение с целью разбоя и грабежа… Идет совместная работа и так далее…

С целлофановыми пакетами я вышел на улицу и возле корпуса с пожарного щита снял штыковую лопату. С ней я отправился в дюны, где и захоронил свой нехитрый скарб. Кто и когда его найдет, меня не волновало.

Я поднялся на верхнюю площадку заброшенного, полуразрушенного прокатного пункта. Раньше здесь работал буфет с «жигулевским» и «рижским» и постоянно выстраивались длинные очереди. Открылась широкая гладь моря — серая, обрыдлая, как и все, что меня окружало.

Туман понемногу рассеивался, и не надо было быть гидрометеорологом, чтобы предсказать безветренный и солнечный день. Хотя мне в высшей степени было наплевать на красоты природы. Интересовал лишь участок пляжа примерно в полукилометре. Слева белело здание спасательной станции под красной черепицей, возле нее — два катера и весельная лодка. Рядом со станцией, на самом пляже, можно было определить площадку, ограниченную «воротами» из мусорных баков. Здесь почти каждый день резвятся в футбол те, кто заполняет «фордами», «ауди» и «мерседесами» близлежащие переулки. Сегодняшнее воскресенье вряд ли станет исключением.

Я выбрал подходящее место, где можно залечь и откуда удобно вести снайперский огонь. Это будет последняя в моей жизни Ангола…

Хорошо был виден пляж, оживление в районе проката водных велосипедов и мотоциклов. Рядом — декоративная яхта с белым парусом и надписью — «Юрмала», прибежище фотографов, которые первыми осваивали частный сервис. Их присутствие здесь меня не устраивало. Не хотелось, чтобы безобидные промысловики попали в переделку…

Я снова вернулся в гостиницу и от нечего делать принялся разгадывать кроссворд. Однако это занятие сегодня было не по мне, и, отбросив газету, я просто валялся на кровати, заложив руки под голову. В окно стучала ветка ивы, и это успокаивало. Припомнилось что-то далекое… Я дежурил по общежитию, а все детдомовцы уехали на экскурсию. Было такое же нудное воскресенье, и сидеть у окна, за которым шел дождь, казалось сущим наказанием… Я все смотрел на сетку дождя и прилипший к стеклу лист рябины. Сама рябина, обремененная красными гроздьями, тоже билась под ветром в окно. Сколько лет минуло — двадцать, двадцать пять? Жизнь прошла. Минувшее укатило, растворилось во времени, как капля белил в ацетоне…

Я встал, сделал несколько приседаний и непроизвольно застыл посреди комнаты. Я понял — час вендетты наступил. Взяв стоящий в углу чехол с «удочками», я отправился на свою привычную работу.

Уходя, окинул взглядом последнее прибежище, что-то дрогнуло во мне, но только на мгновение. Не знаю, откуда это: «Вот, вышел сеятель сеять…» Я взял со стола газету и крупно написал поперек страницы: «В уничтожении банды Заварзина прошу винить самого Заварзина и его шестерок. Стрелок».

Было без четверти два. Солнце, отвоевав у перистых облаков большую часть неба, плавило асфальт и скручивало в трубочки листы верб. Но меня его агрессивность не беспокоила. Мой теплообмен был идеален, как, впрочем, и все другие физиологические параметры. И чем ближе к краю пропасти, тем четче работал организм.

Я проделал тот же путь от пансионата до полуразвалившегося прокатного пункта. Рядом никого не было, только внизу, у самой кромки воды, на раскладушках загорало несколько отдыхающих. Я подошел к бордюру высотой не более полуметра и стал «разматывать удочки». Руки работали автономно, независимо от головы. Взгляд был направлен туда, куда вскоре полетят пули.