Татьяна Рубцова - Поиски пропавшего без вести

— Смотри сам. Как тебе лучше.

Ольга отвыкла от него из-за его частых отлучек, слегка располнела и обленилась. Знакомство с соседями она не завела, общалась только с Олегом, играла на компьютере и смотрела телевизор. Часто оставаясь дома одна, она пыталась понять, что происходит в их с Андреем жизни. Она и не заметила, как и когда он изменился. Его неприятная привычка теребить и поглаживать лицо исчезла совсем, движения стали ровные, нервозность прошла. Казалось, он что-то решил для себя, сделал вывод и больше к этому не возвращался. А появившиеся после тюрьмы жесткость и агрессивность чувствовались даже сейчас, дома, где он хоть немного позволял себе расслабиться.

— Попробую, мать, авось пронесет, — говорил он, не отводя требовательного взгляда от ее глаз. — Только мне нужно фото Вити. Ты позвони домой. Кстати, как они там?

— Ничего.

Ольга была задумчива, а Андрей не обращал на нее внимания. Через три недели он получил фотографию и пошел к косметологу. То, что из него получилось, было настоящим произведением искусства. Андрей встал у зеркала и долго смотрел в него, пораженный результатом.

— Да, — тихо сказал он отражению. — Это еще не Витя, но уже и не Андрей. Кто же ты будешь по жизни, пацан? — он звонко щелкнул по стеклу. — Время покажет.

Дома он зацеловал Ольгу до помрачнения рассудка, опьянел от собственной раскованности, от того, что он хорошо выглядит, что может не бояться, что им брезгуют, может смотреть Ольге в глаза и не видеть там затаенного отвращения. И наконец решился.

— Давай-ка, мать, заведем зевластика, а? Второго? Что на одном останавливаться.

Он не отходил от Ольги несколько дней, сам отвез ее к дорогому гинекологу, снять спираль, и добился своего — она забеременела. И почти что поверила, что у них все хорошо.

А Андрей получил от Кирдина в подарок его пятикомнатную квартиру с евроремонтом и итальянской мебелью, когда тот достроил свой дом, переоформил ее на Ольгу, сделав ей Российское гражданство, на нее же купил еще одну машину, новую и дорогую и предложил привезти Иришку.

Ольга обрадовалась.

— Я позвоню маме, чтобы они все продавали.

Андрей нервно перебил ее:

— Почему бы тебе не съездить самой и просто не привезти ребенка?

— Ты против мамы? Витя?

— Оля. Сама подумай. Можно обмануть маленького ребенка, но как, скажи мне на милость, обмануть взрослого человека?

Ольга замолчала и вся сжалась. Андрей заволновался, вскочил, заходил по комнате, потом подошел к ней, склонился и обхватил за плечи, заглядывая в глаза.

— Я за твою маму. Я хочу иметь нормальную семью. Сейчас я хорошо зарабатываю, живу честно, слышишь, честно, и не хочу, чтобы это враз лопнуло. За что мне такая прессовка, скажи мне, что я такого сделал по жизни.

— А… Витя, успокойся. Ты зря боишься мою маму, она у меня чудесная, она все поймет.

— Что? Что я дезертир и убийца? Оля, кому ты это заправляешь.

— Нет. Я скажу то же, что и писала в письмах. Что ты попал в аварию, сделал пластическую. Ты уже не похож на Андрея, ты похож на Витю, правда, ты заслонил уже его, я его не помню. Я вижу только тебя. Ты стал им, верь мне.

— Не знаю, Оль. Я тебе верю. Да. Я верю только тебе да Олегу. И все. Вы — моя семья. Если считаешь нужным, вези, кого хочешь. И не возись там с продажей. Отдай все кому-нибудь, брось. Только не оставляй меня надолго. Я не выношу одиночества, ты же знаешь.

Ольга, не ожидавшая от Андрея таких слов, смотрела на него во все глаза, верила в его любовь, и сама почти любила его.

Она поехала в Фергану и привезла подросшую и немого отдалившуюся от нее дочь, уже перешедшую во второй класс, и заметно постаревшую мать в Москву.

Андрей встретил их с огромной корзиной цветов и такой же огромной куклой. От матери он старался держаться подальше, дочери не навязывался, торопливо пригласил всех в машину. Мать Ольги, видевшая уже плохо, вглядывалась в зятя пристально, и от ее взгляда, который Андрей чувствовал даже затылком, ему становилось не по себе. Привезя всю семью домой, он тут же уехал, давая им возможность обсудить себя.

Олег был на учебе, и бабушка с внучкой беспрепятственно осматривали свою новую квартиру, казавшуюся им хоромами.

— Значит на тебе квартира-то, — говорила мать, обходя все. — Это хорошо. А то он вон какой у тебя стал. Загуляет, бросит, и лишишься таких хором.

— Не загуляет, мама. Он любит меня.

— Кто же знает. Сейчас вон какая жизнь, все можно ожидать.

Ольга, у которой живот уже выпирал даже из свободного платья, стала нервной, слезливой.