Михаил Нестеров - Таймер для обреченных

— Вычли, — поправил товарища Чижик.

— Ну вычли, какая разница? Джеб, тебе Абрамов случайно не дал контактный телефон израильского министра? С нее причитается, между прочим. Я видел ее фото в газете. Ничего так, симпатичная телка. Я бы... щелкнулся рядом с ней. А что, меня многие министры любят. Знаете, что бы я сказал ей на прощание? А я вам скажу...

— Можно я скажу? — спросил Тимур. — Ты бы сказал ей: «Вспомни болтливого черта, и я появлюсь». Она тебя ни разу не видела, но уже устала от тебя.

— Вот тут ты прав. У меня была девушка — лет сорока с небольшим. Мордовала меня самым наглым образом. У нее привычка была: «Ты что делаешь?.. А, ну хорошо, хорошо, делай свое дело. Ты что несешь?.. А, ну хорошо, хорошо, неси. Куда это ты собираешься?.. Ну и проваливай!»

Агенты расположились за столом на террасе отеля. «Берег мечты» встретил их своей неповторимой свежестью и особым уютом. Бриз доносил с Балеарского моря запах йода. Из кухни долетал аромат жаренного на открытом огне мяса. Из восьмидесяти номеров треть пустовала, но гостиница приносила прибыль.

Здесь собрались все, кроме капитана Абрамова, задержавшегося в Киеве в ожидании адмирала Школьника. «Какого черта ему снова понадобилось от нас?» — думал Джеб, поймав себя на мысли, что встречает шефа флотской разведки с прежним настроением томительного ожидания. Недоставало неприлично радостного голоса адъютанта: «Он САМ едет к тебе, Женя!» Сам же и везет новое задание. Не дай бог, открещивался «молчаливый воин». Он был готов взять адмирала на содержание, предоставить ему в этой гостинице, приобретенной агентами на свои деньги, полный пожизненный пансион, лишь бы оградить себя от неусыпного аппарата разведки.

Блинков перечил себе. Уже сейчас он, остывая от пыла операции, исподволь готовил себя к очередной. Искренне надеялся, что ее не будет, и все же. Он поймал себя на странных мыслях. Он словно стоит на страже призрачного пограничного столба, не совсем ясно понимая, что находится по одну сторону водораздела, а что — по другую. Он не видит людей, лишь образы, которые дают ему подсказку: «Это твой образ жизни, Джеб. Ты свободен, но твоя свобода в цепях. Попробуй освободиться от них, и ты станешь одним из миллионов, которые ищут ответы на вопросы „кто?“, „что?“, тебе же приходится отвечать на вопросы „отчего?“, „зачем?“. Ты затеряешься в толпе, которая хочет и дождя и солнца одновременно, и глаза истины не разглядят тебя. Добиваться успеха — вот твой образ жизни. Отдавать долги, не занимая, — вот ее принцип. Но если ты сам разглядишь его, тебе придет конец. Вещи меняются, но ничего не изменяют. Люди меняются, но ничего не могут изменить. Правила меняются; но там, где нет правил, тебе и хочется сыграть. А когда у тебя нет этой возможности, ты окунаешься в вопросы и ответы; они повторяются, и тебе хочется сойти с ума. Каждый день — это попытка жить и вспоминать то, о чем ты всегда знал. Каждый день — это пересечение жизни и смерти. Ты не думаешь о смерти, но смерть учит тебя, как жить. И так будет продолжаться изо дня в день. Изо дня в день».

Октябрь 2001 года

Андрей нервничал на боевом посту. Он матерился на боевые расчеты: после обнаружения цели они около полутора минут не могли принять решение на обстрел. Бараны! — ругался он. Цель была захвачена с дальности около шестидесяти километров, а пуск произведен, когда до мишени оставалось меньше сорока. Ракета заведомо не успевала «взять» цель. Хорошо, что на подстраховке оказался комплекс С-300. «Трехсотка» добила мишень, когда стало очевидно, что та проходит без воздействия. А ракета «двухсотки» продолжила свой полет и поразила российский лайнер в штатном режиме. Она прошила его от кабины пилотов до хвоста. Прошила полторы сотни мирных граждан...

А что было до этого?

Андрей не мог знать, что его собеседник — прикомандированный к соседней части капитан казахстанской ПВО, что он прямиком направится в офицерское общежитие, стукнет ради хохмы в дверь комнаты лейтенанта Лозовского и тут же войдет...

...Капитан Семен Пьяненко стоял перед товарищами с мрачной миной на лице. На него смотрели две пары глаз. Когда напряжение достигло наивысшей точки, все трое громко рассмеялись.

— Неужели Андрюха схавал нашу клюкву?! — весело и с недоумением спросил парнишка лет двадцати трех с погонами лейтенанта.

— Он чуть в штаны не наложил! — ответил Семен. Он снял пиджак, освободил себя от лямок пустой наплечной кобуры и бросил ее на кровать Тараса Лозовского. — Видели бы вы его, когда я сказал: «Мы убьем тебя». Жаль, не мог продемонстрировать ему пистолет.