Родерик Торп - Крепкий орешек

— Зачем ты убил Эллиса?

— Зачем вы дали ему умереть?

Лиленд двигался в направлении лестничной клетки, зная, что именно этого ждал Грубер: только там они могли слышать его голос.

— Этот номер не пройдет, нет, Тони. Я видел, как ты убил Риверса, хотя для этого не было никаких причин. Ты хотел, чтобы он открыл сейф, но ты сам мог сделать это. Тебе просто не терпелось убить кого-нибудь, что ты и сделал на сороковом этаже, чтобы не видели заложники. Весь вечер ты старался успокоить их и вдруг неожиданно изменил свои действия.

— В этом виноваты вы сами, мистер Лиленд. Вы должны понимать это. Вы, видать, стреляный воробей и знаете, что у нас нет другого средства доказать им, что мы в состоянии достичь своей цели.

Лиленд уже был на лестничной клетке.

— Ты знаешь, как делаются такие дела, Тони. Ты должен был убедить своих людей, но тебе это не очень удалось. Карл рвется в бой, не так ли? Ты допустил ошибку, когда позволил Карлу нажать на себя. В тот момент, как ты начнешь демонстрировать заложникам свою жестокость и беспощадность, с тобой будет покончено. Ты — живой труп, Тони. Тебе уже пора начать свыкаться с этой мыслью. Ты — мертвец.

— Хотелось бы переброситься с вами несколькими словами, мистер Лиленд, — это был Холленбек со своей приятной, непринужденной манерой говорить.

— Вообще-то я собирался отключиться.

— Отлично. Мы записываем их многочисленные переговоры по-немецки на тридцатой частоте.

3.10, тихоокеанское поясное время

Лиленд продолжал подниматься. Карл победил, и теперь они действительно идут за ним по пятам. Если они убьют его, то овладеют ситуацией. Мышцы болели от перенапряжения, поскольку он не мог практически ступить ни на одну ногу. Он непрерывно взбадривал себя. Полицейский это делает автоматически, вспоминая, чему его учили, но, поскольку шутка несколько затянулась и продолжалась уже восьмой час, ему это давалось все труднее. Как-то несподручно было острить с закрытым ртом. Он уже вспоминал о «Сессне-310». В двадцатом веке, когда разобщенность между людьми достигла максимума, они стали искать утешения в вещах, хотя это еще никогда не помогало. Он хотел думать о Карен, хотел вспомнить ее. Какая-то частичка его не могла осознать ее смерть. А если бы их жизнь сложилась счастливо.

Он хотел попробовать выбраться на крышу, если они не опередят и не убьют его. Ему хотелось думать, что они медлили из осторожности. Они знали, что он ранен. Если он доберется до крыши, то сообщит об этом Холленбеку. Может быть, полиция воспользуется моментом и проникнет в здание?

Он услышал, как внизу, совсем рядом, открылась дверь. Он находился между тридцать девятым и сороковым этажами, а ему еще надо было выйти к лестнице, ведущей на крышу. «Минутку! На связи Холленбек? Может быть, Робинсон отсутствовал, поскольку полиция готовила еще одну атаку? Они перехватили переговоры немцев и поняли, что те замышляют. Может быть, у него будет передышка? Ну же, ну!» Ему захотелось прокричать это вслух.

Он отчетливо слышал шаги, стук ботинок, ступающих по бетонным ступеням. Он не знал, слышны ли его шаги. Он даже старался дышать тише. Если парень приблизится, он будет стрелять по лестнице, чтобы того поразило рикошетом. Его самого так чуть не убило, когда он сбросил заминированный стул в шахту лифта.

Он стал терять нить происходящих событий. Что же он натворил? Скезикс упал на бульвар Уилшир. Девушка, работавшая у сейфа. Еще тот, которого он послал им в лифте, усадив на стул. Он был первым. И тот парень у окна, который не купился на вопли индюка, но все равно проиграл единоборство с Лилендом и сообщил ему кое-что о взрывчатке. «Да, длинная ночь. И никто не заплатит сверхурочные».

Лиленд вспомнил, что на крыше у него был припрятан небольшой арсенал — автоматическая винтовка Скезикса и его сумка с боеприпасами. В общей сложности у него было сто тридцать патронов. Если занять для обороны выгодную позицию, то этого могло хватить надолго.

Он спешил на сороковой этаж, при ходьбе опираясь на стену. Замок громко щелкнул, когда он отпустил ручку. Надо было торопиться. Поймет ли человек внизу, что это всего-навсего дверной замок, а не его очередная ловушка? У него было важное преимущество: он хорошо знал дорогу к лестнице, ведущей на крышу. Здесь его уже обстреливали. Теперь ему хотелось проделать весь путь до конца и выжить. Он сделал чертовски много. Когда взойдет солнце, весь мир увидит и поймет, что эти люди не так уж умны и непобедимы, как они пытались убедить самих себя и всех, кто имел хоть малейшее желание слушать их. Им противостоял всего один человек. Он перечеркнул все, чем они так любили хвастаться. Ему одному удалось перечеркнуть все их планы.