Михаил Нестеров: Скалолаз

– Этот термин придумал российский историк Ключевский.

– Господи, Ларс, ты меня удивляешь. Ты читал труды Ключевского?

– Кое-что из «Курса русской истории», написанного им в период с 1904 по 1922 год, – с деланым безразличием ответил Шеель.

В возгласе Клауса не было и капли притворства:

– Но зачем?!

– Никогда нелишне узнать о людях… которые однажды победили твой народ. О стране, границу которой я намерен перейти нелегально.

– Почему именно Ключевский?

– Можно сказать, его книги, переведенные на чешский лет десять назад, попались мне на глаза случайно, когда я искал в пражской библиотеке книгу Малерена ван ден Брука. Но это отдельная история, – улыбнулся Шеель.

– Я помогу тебе, Ларс, – в очередной раз пообещал Херцфельд. – Но скажи откровенно, почему ты выбрал…

– Твою контору?

– Нет, конечно. Почему ты выбрал такой сложный путь? Чтобы попасть в Душанбе, есть другие пути, я могу подсказать.

– Знаешь, будет очень весомо и эффектно появиться перед пленными немцами и их потомками, нелегально перейдя границу. Что там путевка или деловая командировка, верно?

– Не знаю, как отнестись к этому.

– Я знаю. Я не просто «пес войны» – я старый «пес войны», и мне незачем учиться новым трюкам. Это дело молодых собак и щенков.

Клаус развел руки в стороны, как бы говоря: «Ну что с тобой поделаешь».

– Флаг тебе в руки, Ларс. Но ты, признайся, не был со мной откровенен.

– Что верно, то верно. Если говорить прямо, я давно не был в горах. Сегодня для меня даже три тысячи метров – предел мечтаний. Кто знает, может быть, завтра я буду смеяться над этой высотой, которая действительно покажется мне смехотворной.

Шеель двадцать лет назад не дошел до восьми тысяч метров всего девяносто восемь. Но не потому, что не хватило сил и он сдался, а потому, что пик Кангбахена находится на высоте всего 7902 метра. Шеель плакал, взойдя на строптивую гору: сколько усилий, сколько душевных и физических мук претерпел он, чтобы в составе интернациональной экспедиции оказаться на вершине Кангбахена!.. У подножья горы пик казался пределом мечтаний, а на вершине Ларс оказался подавленным, ущербным. Он сквозь слезы смотрел на соседний пик Канченджанга и молил бога дать ему крылья: «Только девяносто восемь метров, Господи, и забери крылья назад! Оставь меня, и я рухну вниз…»

Ларс до сих пор ощущал непреодолимую тягу к горам, к облакам – «что и птица не пролетит», к своему непокоренному восьмитысячнику. Жалея себя, издеваясь над собой, он соглашался на меньшее – пик Кангбахен. Он знал, что никогда не ступит на такую высоту, поэтому был в своих мыслях необыкновенно упрям.

В столице Таджикистана командира поджидали Дитер Крамер, Хорст Кепке и Мартин Вестервалле, наиболее близкие ему люди, с которыми он прошел огонь и воду. Они встретились на Привокзальной площади, как и было договорено.

– Как переход? – спросил Кепке не без зависти. Он был вторым и последним альпинистом в бригаде и еще помнил трепетное состояние, стоя на вершине Монте-Розы. Ему казалось тогда, что он проник в некую тайну, которую уже вдыхал вместе с морозным воздухом Альп, но еще не понимал ее смысла. Что-то божественное витало тогда над ним, будто он примерял ореол всевышнего, ставшего тогда милосердным и уступившего на время свое могущество и силу молодому немцу. Да, пожалуй, Хорст Кепке чувствовал тогда себя богом: он на вершине!

– Переход? – переспросил Шеель. И поборол в себе желание отмахнуться: переход как переход. – Если бы мои проводники не перли героин, а я не держал в голове пятнадцатилетний срок за контрабанду, незаконный переход границы и ношение огнестрельного оружия, то переход можно было бы назвать скучным. Я совершил два преступления и стал соучастником третьего. По здешним уголовным меркам, это пятнадцать лет. За все.

– Вижу, в дороге ты время зря не терял, – заметил Кепке, – зубрил уголовный кодекс.

– Да, изучал не только бадахшанские тропы.

– Больше ничего с тобой не приключилось?

– Пяндж, – командир скривился. – Этот городишко буквально кишит пограничниками. Но проводники знают свое дело. На контрольно-пропускных пунктах мы не задерживались больше чем на минуту. Здесь главное – знать, кому и сколько дать на лапу. В основном говорят на русском, и это называется «все схвачено». Как вам город? – спросил командир, «выводя» на разговор нелюдимого Вестервалле.

– Говорят, раньше это был кишлак, – ответил Мартин, здорово похожий на Дитера Болена из поп-группы «Модерн Токинг»: белокурый, белозубый.