Михаил Нестеров - Скалолаз

На ночь отпускать его, чтобы он смог избить немца, изнасиловать немку. Утром нужно снова поласкать его, но уже после того, как он сходит на горшок. «Черные немцы» могут интегрироваться в немецкое общество? Хрена с два! Или при условии, что каждый немец обзаведется приличным «потрошителем» с интегрированным глушаком. Они хотят интегрироваться в наше общество – это даже не смешно. Их выгоняют из их же долбаных школ за то, что они пользуются туалетной бумагой, а скоро начнут убивать за это. С грязной задницей ходить сподручней. Извините, мне нужно отлучиться на минутку – попить желчи.

В речи Ларса Шееля удивляло в первую очередь то, что говорил он абсолютно спокойно, был взвешен – и внешне, и внутренне, не реагировал, как говорится, ни на внешние, ни на какие-либо другие раздражители.

Он сидел перед камерой и смотрел в бездонный объектив – а в нем затаился весь мир, сотни тысяч глаз и душ, к которым он обращался. Он смотрел в центр этого круга, а не на верхний обрез бленды, как посоветовал ему оператор, оттого взгляд Ларса Шееля был более проникающим, извне, из потустороннего мира.

Он красив и, кажется, благороден, он сорит изысканными манерами. Он образован. С его языка часто срываются ругательства, но он-то знает, что немцы в слове «дерьмо» ругательства не видят; не замечает этого он, не заметят и те, к которым обращены его слова.

Он часто курит. Ни разу не уронил пепел на пол, на штанину отутюженных брюк. Он гладко выбрит, прическа волос к волосу. Его пальцы тонкие и чувственные, как у пианиста, но в то же время в них чувствуется сила. Они – чистые. Не верится, что на них кровь десятков людей. Он – противоречивый человек. Ему сорок пять? Не верится. Корреспондент в самом начале этого интервью спросил: «Сколько вам лет?» Шеель ответил: «Тридцать. И так каждый год».

Позади командира «Красного спасения» полки с книгами – целый стеллаж. Фридрих Энгельс, Карл Маркс, Владимир Ленин, Фридрих Ницше, Фридрих Шиллер, Карл Густав Янг, Иоганн Гёте, Малерен ван ден Брук… Ему ли принадлежат книги этих авторов? И если да, то читал ли он их или хотя бы перелистывал? Но то, с какой уверенностью, с какой внутренней убежденностью он говорил, – да, читал. Его манеры, его убеждения, и сам он говорил словами Ницше:

– «Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошел в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством… И в одно утро поднялся он с зарею, стал перед солнцем и так говорил к нему: "Великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь! В течение десяти лет подымалось ты к моей пещере: ты пресытилось бы своим светом и этой дорогою, если б не было меня, моего орла и моей змеи. Но мы каждое утро поджидали тебя, принимали от тебя переизбыток твой и благословляли тебя. Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меду; мне нужны руки, простертые ко мне…" Понимаете, "мне нужны руки, простертые ко мне". И я боюсь этих слов, потому что с ними начну превращаться в лгуна-политика…

Именно этот эпизод из жизни Ларса Шееля припомнился Клаусу Херцфельду, едва командир бригады «Красное спасение» перешагнул порог приемной общественного фонда «Дипломатический корпус», неотрывно связанного с лагерем по подготовке наемников «Ансарадион». Во главе фирмы, имеющей интересы в Пакистане и Афганистане, стояли «отборные профессионалы» из бундесвера.

«Дипломатический корпус» считался крупной фирмой и торговал оптом. Услугами «ДК» охотно пользовались даже спецслужбы Америки и Великобритании, заменяя, где только можно, наемниками своих кадровых солдат, и задачи ставились перед ними одинаковые.

– Ты помнишь, как мы познакомились? – спросил Херцфельд, когда они выпили по рюмке коньяка и закурили, устроившись в кожаных креслах за низеньким столом.

Шеель кивнул и улыбнулся, мысленно вернувшись во времена Идеи…

Акты проводились во имя Идеи. Турки кусками вылетали из своих домов, грязными ошметками падали на асфальт турецких поселений в Дрездене, Герлице, Карл-Маркс-Штадте, а после – в Хемнице… Захлестывало упоение – немецкая земля очищалась от скверны немытых турок, нечистоплотных арабов.

Прошли даже не годы, а месяцы, люди привыкли к взрывам, их перестали трогать известия о жертвах, извлеченных из-под обломков рухнувшего здания, взорванного автобуса. И редко кого, за исключением самих турок, стало трогать имя командира бригады «Красное спасение» Ларса Шееля.

Читать дальше