Александр Бушков - Капкан для Бешеной

Все это на нормального человека производило впечатление дурно поставленного концерта самодеятельности в тихом отделении шантарской психушки – и Даша вновь ощутила некий мучительный диссонанс. Концы не сходились. С одной стороны, шумковская компания напоминала скопище деревенских дурачков, с другой же… Кто-то давал им немалые денежки. Кто-то купил Шумкову квартиру в неплохом районе. Кто-то оставил в той квартире совершенно исправный автомат.

И кто-то, проявив незаурядное мастерство в разработке сложных операций, убил там прекрасного сыскаря Воловикова, ни за что не давшего бы поймать себя в примитивную ловушку… Категорически не сходились концы.

Она украдкой бросила взгляд на майора-ротмистра. Как и следовало ожидать, на лице его просматривалась плохо скрытая скука, чуть ли не брезгливость. Это была еще одна загадка, непонятная ниточка.

Очередная стихотворная ода (продекламированная на сей раз старичком с повадками трибуна) посвящалась героическому адмиралу Колчаку, а заодно клеймила позором окаянные красные орды, в кровопролитнейших сражениях истребившие цвет сибирского рыцарства. Со знанием истории у седенького трибуна обстояло не особенно хорошо. Дело даже не в том, что хваленый адмирал Колчак, в точности подражая большевикам, разогнал остатки Учредительного собрания, приютившегося было в его прихожей.

Советская власть в Сибири и в самом деле некогда рухнула, словно пьяный слесарь – мордой в лужу. Даже вполне благонамеренные партийные историки позднейшего периода употребляли термин «пала», удивительно точно отражавший положение вещей.

Другое дело, что в точном соответствии с народной мудростью хрен в золотых погонах оказался не слаще редьки в кожанке. Поначалу сибиряки, малость хлебнув красного террора, валили под бело-зеленые знамена рядами и колоннами – и фронт покатился к Москве чуть ли не со скоростью курьерского поезда, обрастая по пути уральскими рабочими, башкирами, черемисами и пленными поляками из бывших австро-венгерских частей. Насчет военного гения, двадцатидевятилетнего генерала Пепеляева, чьи солдаты штыками добыли Пермь, – чистейшая правда. Все именно так и обстояло – без зимнего обмундирования, боеприпасов и обуви, на отвагу и русское «ура»…

Но в том, что началось после, виноват в первую очередь сам кокаинист-адмирал. Когда он принялся восстанавливать в Поволжье помещичьи права на землю, бело-зеленая армия получила первый шоковый удар – и лишилась тысяч штыков, чьи владельцы столь старорежимных реформ ни за что не желали принять. Потом начались реквизиции, мобилизации, рейды карательных отрядов по селам.

Сибирь круто повернула на сто восемьдесят градусов – даже не за красных, против адмирала. Партизанские армии в десятки тысяч человек, разъедавшие колчаковские тылы, о большевизме даже не имели никакого представления, а живого большевика не видели отроду. Потом, в начале двадцатых, легендарных партизанских вождей пришлось срочно убирать, не особенно заботясь об убедительных легендах, а те, кого не убрали, ушли в тайгу вновь, на сей раз колошматя красных, но времена были не те, и уничтожить новые ватаги удалось сравнительно быстро.

Впрочем, это было потом. А в девятнадцатом колчаковский фронт был не побежден большевиками, а попросту рухнул, подточенный изнутри. На офицерских отрядах и казачьих сотнях выехать не удалось – и жалкие остатки армии покатились на восток. Войска Тухачевского, в большинстве своем состоявшие из военнопленного сброда (куда по живости характера затесался и Ярослав Гашек), не побеждали – всего-навсего шли вслед за отступавшими, принимая от партизан города, словно нищий – монетку на паперти.

Больше всего, как это обычно бывает, выиграли сторонние – сиречь чешские легионеры, которые вкупе с французами преспокойно выдали адмирала партизанам, за что смогли выехать из России со всем награбленным добром, а также и долей колчаковского золота. Именно благодаря ему, положенному в подвалы пражского «Легия-банка», кукольное государство Чехословакия и смогло относительно безбедно протянуть лет двадцать, пока не прикатили танки вермахта… А Тухачевскому по злой иронии судьбы сибирские «победы» аукнулись всего через год. Когда бездарно руководимые им части попытались взять-таки Варшаву, Пилсудский бросил навстречу в качестве последнего козыря две дивизии, целиком состоявшие из возвратившихся от сибирских руд поляков, многие из коих уже однажды общались с Тухачевским. Именно эти дивизии остановили красный авангард, распотрошили его в пух и прах, а остатки загнали на территорию Германии, где конники красного героя Гая слопали своих лошадушек в лагерях для интернированных… Ну, а немного погодя проникшийся сибирским духом Сталин распорядился прищемить красному Бонапартику яйца дверью, что и было выполнено на совесть.