Илья Деревянко - Западня

– Здравствуйте, дорогой Борис Анатольевич! – подавив легкую панику, вызванную внезапным появлением главбуха, с преувеличенной любезностью произнес коммерсант. – Безмерно рад вас видеть!

– И я!!! И я!!! Уважаемый господин Боб!!! – приторно заулыбался Чубсов.

– Встреча с вами таки неописуемое счастье и блаженство. Ваша всеобъемлющая мудрость, кротость нрава, постоянная забота о ближних повергают меня в благоговение! – заливался соловьем Нелесовский, одновременно думая: «Как же его, суку, грохнуть?! Полезть обниматься да задушить? Ох, боюсь, здоровья не хватит! Или запустить пепельницей в лоб, оглушить, а потом добить стулом? Но вдруг промахнусь? Тогда плохи мои дела! Сомнет! Чересчур упитан, подонок! Массой возьмет! Это тебе не задохлик Юмкин! Интересно, кинжал по-прежнему при нем?»

Тем временем главбух, улыбчиво выслушивая комплименты, лихорадочно прикидывал в уме: «Как, не вызывая у жертвы подозрений, сократить дистанцию, чтобы воспользоваться кинжалом? Нелесовский тварюга хитрая, осторожная! Просто так к себе не подпустит! Вон, руку на тяжелую пепельницу положил, гад! Малость замешкаюсь – врежет промеж глаз, и все!!!»

– Вы, Борис Анатольевич, буквально гениальны! – продолжал петь дифирамбы Боб. – Сверхгениальны! Таки натуральный корифей! [13]

– А вы необычайно щедры! – ухитрился вставить в словесный поток коммерсанта льстивую реплику Чубсов.

Нелесовский опешил, раззявив рот. Подобного кульбита он не ожидал. Скупость Боба давно сделалась притчей во языцех.

– Да, да!!! Щедры!!! – не преминул воспользоваться долгожданной паузой Борис Анатольевич. – Бескорыстно отдали никчемной шлюшке Тайке толстенную пачку долларов! Широкий жест! Обычно попрошайкам кидают мелкие монетки, а вы вручили ей не менее десяти тысяч баксов! Я восхищен!

Воспоминание о долларах раскаленным шилом пронзило сквалыжное сердце коммерсанта и оттеснило на задний план все прочие мысли. Огромная сумма выброшена на ветер. Кошмар!!! Беспредел! Почему он раньше не сообразил забрать их назад? Таисия-то отныне пустое место! Ноль без палочки! Ельцов мертв, и толку с Таисии Брониславовны как с козла молока. Даже в публичный дом дочку «бывшего» не продашь. Почти сорок лет. Старовата! Значит, нужно немедля вернуть обратно деньги. Иначе растранжирит! С нее, с дуры, станется! И в наглухо заблокированном здании найдет куда «зелень» [14] сплавить!!! Стервоза!

Обуянный жадностью коммерсант, начисто позабыв о главбухе, выскочил из-за стола, ринулся к двери, и в этот момент Чубсов всадил ему кинжал в живот. Нелесовский согнулся пополам.

– Попался, голубчик! – ехидно сказал Борис Анатольевич. – Ты был абсолютно прав! Я действительно гениален!

– Беспредельщик! – прохрипел господин Боб.

Не удостоив коммерсанта ответом, Чубсов нанес удар в шею и продолжал орудовать кинжалом до тех пор, пока Нелесовский не превратился в кровавое подобие мелко нашинкованного овоща... Закончив, главбух с удовлетворением осмотрел дело рук своих, отдышался, вытер залитое потом и забрызганное кровью лицо, вприпрыжку добежал до ельцовского кабинета и связался по телефону с приемной Люцифера.

– Этого недостаточно, – упреждая доклад Бориса Анатольевича, лениво протянул демон.

– Но... – задохнулся Чубсов.

– Вешайся, рыжий! Если легкой смерти хочешь. И больше сюда не названивай. Твоя назойливость меня раздражает! – Внезапно ожив, трубка выпрыгнула из ладони Бориса Анатольевича и, издевательски хихикая, зависла в воздухе, под люстрой. Морально растоптанный, утративший последнюю надежду, охваченный тоскливым ужасом, Чубсов на плохо гнущихся ногах поковылял куда глаза глядят. Неизвестно, сколь долго он блуждал по зданию и где именно побывал, но в конечном счете забрел в вестибюль...

Пока происходили вышеописанные события, сотрудники и посетители Учреждения окончательно утратили человеческий облик. Физиономии их чудовищным образом исказились, свернулись набок и в настоящий момент напоминали не лица людей, а гнусные хари бесов. В глазах пылало агрессивное безумие. Каждый сходил с ума по-своему. Таисия Брониславовна, например, раздевшись догола, плясала у подножия лестницы, словно ведьма на шабаше, и сорванным, осипшим голосом выкрикивала богохульства. Вусмерть пьяный нарколог-экстрасенс, валяясь на полу в луже блевотины, горланил непотребные песни. Суйсуев на виду у всех совершал содомский грех [15] с Козырьковым. Гортанно восклицая: «Швэдский сэмья! Швэдский сэмья!», к ним пытался пристроиться восточный человек. Ненемецкий, оседлав плечи Юмкина, усердно выдирал пучки свалявшихся волос из немытой гривы журналиста. Тот, однако, на боль не реагировал, а остервенело пинал ногой дряблую задницу Новосвинской, которая, в свою очередь, простуженным басом распевала гимн Соединенных Штатов. Плешвиц, спустив до колен штаны, сосредоточенно занимался онанизмом. Остальные вели себя не менее отвратительно. Отсутствовал только Валентин Семенович Чернобрюхов, с самого начала скрывшийся в неизвестном направлении. Появление господина Чубсова первым заметил Ненемецкий.