Андрей Дышев - Демоны римских кварталов

Мари спрятала буклет в сумочку.

– Это далеко не все, – ответил Влад. – Христофоро – самый загадочный консул генуэзских колоний. По закону консулов меняли ежегодно. Христофоро же командовал крепостью четыре года подряд. Историки объясняют это тем, что султан Магомет II закрыл Дарданеллы для генуэзских судов, и в Крым из Италии попросту невозможно было отправить замену. Но у меня на этот счет особое мнение.

– Христофоро не хотел возвращаться на родину?

– Он не просто не хотел возвращаться, Мари. Христофоро знал, что никто другой не удержит власть Генуи на Крымском побережье. Только он мог справиться с этой задачей, и ждал той счастливой минуты, когда сможет выжечь на ладони очертание второй половины Символа. Никто не знает, что бы предпринял Христофоро, если бы его мечта осуществилась и он стал самым могущественным правителем Земли.

– Нам бы только добраться до его могилы раньше, чем это сделают «наследники».

Влад как-то странно взглянул на Мари, отвел рукой непослушный локон, упавший ей на глаза.

– Самое скверное в этой истории, Мари, – сказал он, – что у Христофоро ди Негро нет могилы.

Мари отпрянула, словно вдруг перестала узнавать Влада.

– Как это понимать? Зачем же мы летим туда?

– Мы летим туда, потому что нам больше ничего не остается делать. Никакой идеи мне пока не пришло в голову. Но я знаю точно, что в час затмения «наследники» будут в Судаке. Дьявольское везение может помочь им найти вторую печать. Пока я жив, Мари, пока болят мои ладони, я буду стараться сделать все возможное, чтобы помешать им.

– Я тоже, Влад! Я тоже буду стараться сделать все возможное. Но почему ты уверен, что у последнего консула нет могилы?

– Вместе с защитниками крепости он заперся в храме, уповая на помощь Господа. Но войска Ахмет-Гедик-паши, ворвавшись в крепость, даже не предложили консулу сложить оружие и сдаться. Они подожгли храм, и все то время, пока тот горел, стояли вокруг плотным кольцом и наблюдали, чтобы никто не выбежал.

– Как жестоко и страшно!

– Дело не столько в жестокости, – возразил Влад. – Мне кажется, что Ахмет-Гедик-паша знал о Символе Власти и потому сжег консула дотла, чтобы никто и никогда не увидел узора на его ладони.

– Он так легко справился с соблазном завладеть печатью?

– Человек – слишком слабое существо, Мари, для того чтобы быть носителем Божественной Власти. Оно не только слабое. Его поведение часто зависит от настроения, а судьбоносные решения для страны и даже для всего мира он может принять, будучи нездоровым, пьяным, рассерженным на свою жену, собаку, на то, что не завелся автомобиль. Совершенно незначительный факт может заставить его радикально изменить свои прежние взгляды. Я тебе скажу, Мари, что даже весьма волевому, крепко рассуждающему мужчине запросто может свернуть мозги женщина, окутав его своими чарами. И как такому флюгеру можно дать в руки неограниченную Власть? Наверное, у Ахмет-Гедик-паши хватило ума не связываться с этой чудовищной бомбой, которая не прощает человеческих слабостей и ошибок.

Мари думала над словами Влада, глядя в темный иллюминатор.

– Если б в моей воле было бы решить, кому доверить печати, – произнесла она, – я бы без всякого колебания отдала их тебе.

Влад улыбнулся и погладил девушку по щеке.

– К счастью, Мари, это не в твоей воле…

За разговором они не заметили, как самолет пошел на посадку.

– Застегните ремень, синьора!

Над Мари возвышалась стюардесса. Лицо ее было узким, нос тонким, заостренным, а губ, казалось, нет вообще, и было непонятно, что она там обвела помадой.

– Я пристегнулась, – ответила Мари и показала пряжку.

– Вы плохо затянули ремень!

Не дожидаясь, когда Мари устранит замечание, стюардесса сама взялась за край ремня и потянула его.

– Мне трудно дышать, – призналась Мари.

– Ничего, осталось недолго. Попрошу не отстегивать ремень и не вставать со своего кресла без команды… Вас это тоже касается, молодой человек!

С усилием делая вдох, Мари взглянула на Влада и попыталась улыбнуться.

– Конечно, очень приятно, что здесь так заботятся о нашем благополучии.

– Не думаю, что о благополучии, – негромко произнес он, но Мари услышала.

Самолет коснулся полосы, задрожал, и аплодисменты благодарных пассажиров заглушил рев тормозного реверса. В иллюминаторах блеснули прожектора. Гася скорость, лайнер свернул на рулежку, прокатился еще несколько сотен метров и остановился. Завыл гидропривод, опускающий трап. Влад прильнул к стеклу иллюминатора.