Андрей Дышев - Добро пожаловать в ад

Был уже конец рабочего дня, когда я подъехал к своей конторе. Тень от акации, под которой я обычно парковал свой «жигуль», отползла далеко в сторону. К тому же там прохлаждался чей-то черный «Лендкрузер» с темными, словно слепыми стеклами. Наверное, машина кого-то ждала, так как мотор не был заглушен и, по-видимому, в салоне работал кондиционер. Мне пришлось поставить «жигуль» у самого входа в наше агентство, где на прохладной кафельной плитке развалился крупный рыжий пес – дворовый бродяга по кличке Байкал.

Закинув на плечо спортивную сумку, я вышел из машины, переступил через млеющее животное и по привычке взглянул на аляповатую табличку «Частное детективное агентство». Табличка выцвела, надпись можно было прочесть с превеликим трудом, вдобавок от нее отвалился кусочек нижнего уголка. Ирэн уже второй год обещала обновить символ нашей фирмы, но ей никак не удавалось сдержать слово. Впрочем, я не слишком на этом настаивал. Кому надо, найдет наше агентство без всякой таблички, в густом тумане и непроглядной ночью. А налоговые инспекторы и криминальные элементы пусть ломают глаза, пытаясь разобрать, что здесь написано.

По раскрошенным, словно куски мокрого сахара-рафинада, ступеням я спустился вниз и перешагнул порог своего заведения.

Зайдя в кабинет, прибавил холода на кондиционере и плюхнулся в кресло. От вида разбросанных по столу счетов и заявлений мне стало дурно, и я повернулся лицом к большому, в полстены, тонированному стеклу, которое отделяло мой кабинет от комнаты, в которой работали мои сыщики. Эту штуку я придумал сам. С моей стороны стекло было прозрачным. С другой – зеркальным. Те, кто находился в соседнем кабинете, не видели и не слышали меня. Я же мог не только любоваться работой подчиненных, но при желании послушать через наушники их разговоры.

Ирэн была в комнате не одна. Сначала мне показалось, что она, расслабленно сидя на диване перед журнальным столиком, треплется с подругой. Ее собеседница в самом деле вела себя как подруга. Она была приблизительно того же возраста, что и Ирэн, – лет двадцати пяти, от силы двадцати восьми. Вытянутую кверху яйцевидную голову покрывал белый, словно седина, «ежик», который контрастно оттенял бронзовый загар. Черты лица ее были крупными, грубыми, я бы сказал, вульгарными, и в сравнении с ней Ирэн выглядела настоящей леди и просто красавицей. На ушах особы висели тяжелые пластиковые серьги в виде широких колец с золотыми шариками внутри. Как и у Ирэн, ее пальцы украшали многочисленные перстни из белого металла замысловатой формы, а шею отягощала дюжина разнокалиберных цепочек и бус. Посетительница что-то говорила – эмоционально и быстро, при этом она то подносила к губам сигарету, то доверительно касалась руки Ирэн, словно хотела заверить ее, что говорит правду и только правду. Ирэн слушала ее, не перебивая. Одна рука ее лежала на колене, второй она держала сигарету в длинном мундштуке. Нога ее методично покачивалась, словно маятник метронома. Незнакомка поставила на столик плетеную веревочную сумочку, достала из нее какие-то бумажки и фотографии и стала показывать их Ирэн. Лицо Ирэн не изменилось. Она всегда слушала клиентов терпеливо, бесстрастно и с неизменным вниманием, как врач выслушивает престарелого пациента, жалующегося на старческую немощь. Но интуиция подсказывала мне, что проблема, с которой дамочка с седым «ежиком» пришла в агентство, выеденного яйца не стоит.

Нездоровый блеск глаз клиентки и ее мокрые от слюны губы напрочь отбили у меня желание въезжать в суть ее проблем. К нам нередко захаживали личности вроде этой дурнушки с искусственной сединой. У большинства из них не было денег, чтобы оплатить нашу работу, да и не нуждались они ни в каком сыске. Они просто хотели излить душу, выговориться, подробно рассказать нам про гулящих мужей, подлых любовниц, вредных свекровей или коварных соседей, а потом, вдоволь наплакавшись и до одури накурившись, уходили, чтобы больше не появиться никогда.

Я встал с кресла, подошел к холодильнику и достал оттуда бутылку минералки. Свинтил крышку, сделал несколько больших глотков. Кипящая от углекислоты вода обожгла горло, и на глазах у меня выступили слезы.