Андрей Дышев - Два шага на небеса

Я записал имена в той последовательности, в какой они пришли мне в голову, и обвел их кружком. Теперь я должен был их оправдать. Минут за пять до нападения на Мизина Лора спускалась в салон с чашкой кофе для Алины. Подтвердить, что девушка спустилась именно за пять минут до нападения, а не за одну минуту, может только Алина, с которой у меня, естественно, никакого разговора не получится. Увы, алиби капитанской дочки пока осталось неподтвержденным.

Дальше: капитан. Все, что говорила о его перемещении Лора, можно сразу забыть. Дочь будет выгораживать отца, что правильно и естественно. Капитан, оказывается, мог на некоторое время оставить штурвал и спуститься в коридор. И никто этого бы не заметил, кроме дочери, так как палуба в это время была пуста. Значит, у капитана тоже не безупречная «биография».

Виктор. Когда генерал обнаружил Мизина, врач находился в своей каюте. Что могло помешать Виктору за несколько минут до этого ударить Мизина, отшвырнуть топор и тихо запереться в своей каюте? Ничто не могло помешать. А потом он стал активно оказывать своей жертве первую медицинскую помощь и мысленно ругать себя за то, что промазал.

Я со злостью скомкал список. Любой из этих «наименее подозреваемых» теоретически запросто мог напасть на Мизина. А что тогда говорить об остальных?

Алина. Моя заноза. В момент нападения на Мизина она была ближе всех к шестой каюте. От салона до места происшествия – пять-семь секунд спокойной ходьбы. Причем по пути находится пожарный щит. Она ударяет Мизина, тотчас поднимается к бару и заказывает у Лоры кофе. Спускается в салон, раскрывает книжку и обеспечивает себе алиби. Потом, когда мы все столпились у каюты врача, она стала демонстративно мерить шагами коридор…

Генерал. Этому старому и мудрому воину ничего не стоило заранее приготовить топорик, встать у двери своей каюты, прислушаться и в тот момент, когда Мизин зазвенел ключами, бесшумно открыть дверь, сделать всего два шага через коридор и ударить по лысой голове. Потом положить топор на пол и вернуться к себе в каюту. Услышав стон, он «первым обнаружил» Мизина и тотчас сообщил о происшедшем капитану. Вор всегда кричит громче всех: «Держи вора!»

И, наконец, госпожа Дамира. Тот же сценарий, что и у генерала, только умудренная жизненным опытом Тортила не стала кричать и звать на помощь. Спряталась у себя в каюте, откуда вышла лишь тогда, когда Виктор с генералом внесли Мизина в каюту врача. А мотив этого поступка я готов был предсказать со стопроцентной гарантией: Дамира решила без моей помощи расправиться со злоумышленником, чтобы не выплачивать мне оставшуюся часть гонорара.

Вторая бумажка, смятая в комок, полетела на пол. Я снова повалился на кровать, уже спокойный и почти счастливый.

Кроме меня, Стеллы и Мизина, под подозрение попадали все.

Пробуждение солнечным утром на яхте, когда каюта наполнена золотистыми бликами, и зеленые волны облизывают иллюминатор, и романтично курлыкают чайки, – чистая страница жизни, которую, при воспоминании черной страницы вчерашнего дня, хочется прижать к губам и оставить нетронутой до самого вечера.

Я проснулся рано, в седьмом часу, чувствуя необыкновенный прилив сил и стремление к решительным действиям. Самое интересное, что у меня не было сколько-нибудь конкретного плана этих действий, но меня это ничуть не смущало, и я безоговорочно принял принцип Наполеона: главное – ввязаться в драку, а там видно будет.

Окатив себя ледяным душем, я освежил лицо лосьоном «Нивея», стоящим на парфюмерной полочке под зеркалом, смастерил прическу а-ля Нефедов, к которой уже успел привыкнуть, и впрыгнул в брюки. Тут на ковер беззвучно упал маленький голубой предмет, на который я едва не наступил.

Я поднял его и положил на ладонь. Блочок двойного лезвия для дамского бритвенного станка «Жиллетт» напомнил мне о том, как очень давно, на материке, именуемом Евразией, я вместе с избалованной манекенщицей Эммой хулиганил в гостинице «Южная». Тогда мне казалось, что я вот-вот поймаю жар-птицу за хвост, что все так просто: стоит выяснить гостиничный номер по кассовому чеку, как вся криминальная структура в одночасье рухнет и изо всех щелей врассыпную кинутся злодеи.

Мне захотелось с резонерскою любовью похлопать самого себя по плечу и сказать: ничего, старичок, мудрость приходит с опытом. Я вздохнул и кинул лезвие в мусорную корзину. Промахнулся, и лезвие, кажется, угодило куда-то за унитаз.