Андрей Дышев - Инструктор по экстриму

– Да этот Герасимов маньяк!! – вдруг страшным голосом крикнул Брагин и стал крутить во все стороны тяжелой головой, будто хотел выявить того, кто с этой мыслью не был согласен. – Я так и знал!! Он скоро всех нас замочит! Это психически неуравновешенный тип! Надо еще разобраться, может быть, он не только Некрасова замочил!

– Ну, это не наше дело! – торопливо перебила Брагина Элла и как-то странно взглянула на него. – Пусть милиция разберется… Мы не возражаем, – сказала она Мире. – Мы останемся здесь и дождемся прихода милиции… А что, уже кто-то вызвал милицию?

«Если Лена где-то рядом и все слышит, – думала Мира, – то это конец. Она убьет каждого, кто попытается уйти из лагеря за милицией».

– Я пойду, – сказала Мира.

– Ну уж дудки! – со злой улыбкой возразил Брагин и помахал пальцем. – Мы тебя не отпустим. Мы тебя беречь будем, чтобы нечаянно не упорхнула.

– Хотите, я пойду? – предложил Шубин. – Мне все равно в магазин надо. От голода уже трубы жжет.

«Она его убьет!»

– Я вас провожу до моста, – сказала Мира.

– А я провожу вас! – радостно сообщил Брагин Мире.

– А где этот… труп? – спросила Элла. Глазки ее бегали, как шарики «Спортлото». – Посмотреть можно?

– Нельзя, – ответила Мира. – До прихода милиции никто не должен к нему прикасаться.

«Лена, милая, прости меня! Прости меня! Прости меня!»

Пузырьков не успел доехать до дома, как на мобильный ему позвонил оперуполномоченный и передал, что в море найден обезглавленный труп мужчины. Личность утопленника не установлена.

Пришлось разворачиваться и гнать в судебный морг.

– Будете смотреть? – спросил судмедэксперт Лунев, проводивший вскрытие. Он сидел на подоконнике и ел чебуреки. Жир стекал ему на запястье, и вивисектор все время качал головой – то ли оттого, что ему было вкусно, то ли сокрушался по поводу выпачканных рук.

Они зашли в прозекторскую. Лунев вытер руки о полотенце, встал в голове стола и приподнял край простыни.

– Уберите ее всю, – попросил Пузырьков.

Минуту он смотрел на страшный безголовый труп.

– Он так и был голым?

– Нет, одежда есть.

Лунев снял со стеллажа полиэтиленовый пакет и вытряхнул на стол мокрый комок. Несмотря на то, что одежда была сильно изорвана и выпачкана в иле, Пузырьков без труда узнал некогда белые шорты и красную майку.

Они вернулись в кабинет.

– Заключение, пожалуйста, – попросил Пузырьков и, пока Лунев стягивал резиновые перчатки и мыл руки, рассмотрел карту, висевшую на стене. Он не хотел делать никаких поспешных выводов и тем более раньше времени впускать в душу надежду, хотя она, коварная плутовка, уже не давала ему покоя. «Убили в Верхней Калиновке, а труп бросили в море? Маловероятно…»

– Здесь его выловили, – сказал Лунев, ткнув пальцем в широкую синюю полосу, обозначающую море. – Рядом с пансионатом «Горные дали». Но этот человек не из пансионата. Там все свои на месте.

Пузырьков застыл у карты. Для его роста она была повешена слишком высоко, и приходилось задирать голову. Пансионат на схеме обозначен россыпью крошечных квадратиков. Это корпуса, служебные здания. А вот совсем рядом, напоминая синего удава, вливается в море Мзымта. Ее пересекают два моста – для автомобилей и железнодорожный. На теле реки обозначены белые пятнышки отмелей. Река плавно огибает аэропорт и упирается в нижний край карты.

– Какой масштаб? – машинально спросил Пузырьков, зачем-то отгибая край, словно хотел увидеть на внутренней стороне карты изображение ущелья и громаду Истукана.

– Не знаю, – пожал плечами Лунев, положил на стол папку и развязал тесемки.

Но Пузырьков сориентировался уже без масштабной сетки. Вот Верхняя Калиновка. До нее от моря километров двадцать, но это по серпантину. А по прямой не больше пяти. От Истукана еще меньше. Если плыть по Мзымте, от скалы до пляжа пансионата «Горные дали» от силы четыре километра наберется. Всего четыре.

Он подошел к столу и взял в руки скрепленные степлером листы. Но читать все от начала до конца, где только на четырех страницах шло подробное описание признаков трупа, он не стал. Открыл последнюю страницу.

– Сколько он пробыл в воде? – не отрываясь от текста, спросил он.

Об этом тоже где-то было сказано, но не в том порядке, в каком необходимо было знать следователю.

– Около трех суток, – ответил Лунев и, прикурив, стал размахивать рукой, гася спичку. – Ориентировочно смерть наступила в пятницу, между шестью и восемью часами утра.