Андрей Дышев - Морской узел

– Ага, сейчас, убежал в дом, и голову подушкой накрыл, и в печь ее засунул! Я буду тут стоять и слушать, что ты говоришь! И попробуй только соврать что-нибудь!

Не в силах повлиять на сына, женщина что-то мстительно пробормотала, сошла по ступенькам в сад, где резвился бежевый лабрадор, и села на скамейку под яблоней. Я предпочел стоять – в этом положении я мог видеть ее глаза.

– Что вас интересует? – напрягая губы, словно прихлебывая очень горячий чай, спросила женщина.

– Ваш сын собирается оформить яхту на себя? Разве… э-э-э… разве ваш бывший муж… я хотел сказать, не преждевременно ли сын заявляет свои права на яхту?

– Преждевременно? – удивленно переспросила женщина, повернула голову и взглянула на меня как курица – одним глазом. – А вы разве ничего не знаете?

– А что я должен знать?

– Отец Алексея умер два дня назад.

Кажется, у меня отвисла челюсть. Я машинально взглянул на прыщавого парня. Тот, откусывая яблоко, так энергично кивнул, что яблочный сок брызнул во все стороны.

– Умер, умер! – подтвердил он.

– Два дня назад? – еще не до конца воспринимая информацию, уточнил я.

– Ага. В обед…

– Нет, позже, – возразила женщина.

– Ну, чуть позже, какая разница!

Я смотрел, как парень торопливо обкусывает огрызок. Семечки сыпались ему под ноги.

– И как… это случилось? – рассеянно спросил я, не зная, как избавиться от навязчивой мысли, что парень говорит вовсе не об отце, а о каком-то малознакомом дяде, противном и злом.

– Я в тот день на толкучку пошел, – начал рассказывать парень, зашвыривая огрызок за ограду. – У меня проблемы с компом, нужны были драйвера для видеокарты. А когда вернулся, ребята встречают: беги, говорят, в ментовку, там твой череп копыта откинул, надо опознать.

– А почему в ментовку?

– Алексей, я расскажу, – ответила женщина, устыдившись языкового богатства сына. – Его отец пошел утром в отделение транспортной милиции, писать заявление по поводу пропажи яхты. Он ведь сдал ее в аренду на двое суток, до девятнадцатого. А уже наступило двадцатое, арендатор не объявился, яхты в порту нет. Но в милиции ему сказали, что объявить яхту в розыск они пока не могут…

– Там раньше, чем через месяц, искать не начинают, – вставил сын.

– Тогда отец Алеши пригрозил, что пойдет в отдел госбезопасности, но вернулся домой, пообедал, и тут ему из милиции звонят, из нашего райотдела: приходите, мол, есть для вас радостная новость. Он ушел, а потом мне оттуда звонят и говорят, что ваш муж скоропостижно умер от сердечной недостаточности.

– Да какая сердечная недостаточность! – весело махнул рукой сын. – Он здоровый был, как бык! Я даже и мечтать не мог, что мне когда-нибудь яхта по наследству обломится.

– Я хотел бы посмотреть договор аренды, – сказал я женщине.

– Я бы тоже, – усмехнулась она. – Приходили из милиции, все бумаги забрали.

– Это они нарочно сделали! – вдруг снова вспылил сын и ударил кулаком по перилам. – Чтобы поисками не заниматься! Теперь получается, что яхта по-прежнему стоит на своей стоянке в яхт-клубе, хозяин помер, а от меня заявление на розыск не принимают, потому что я не собственник. Я ходил к нотариусу, хотел на себя ее переоформить, а мне говорят: предъявите сначала яхту. Замкнутый круг!

– Вы знаете Гарика? – спросил я.

– Какого Гарика? – переспросила женщина.

– Человека, который арендовал у вас яхту?

Мать с сыном переглянулись.

– Меня не было, когда они тут договаривались, – ответил сын не без сожаления. – Запомнил только, что вся прихожая каким-то сладким одеколоном провоняла.

– К сожалению, – добавила женщина и скривила губы в усмешке, – отец Алеши не посвящал меня в свои дела. Он не хотел, чтобы я узнала, сколько денег он гребет за аренду. Я слышала только, как они тихо разговаривали за стенкой.

– Вы что ж, даже не видели арендатора в лицо?

– В доме два выхода, – вздохнув, ответила женщина. – Алешин папа пользовался своим. Через него к нему ходят друзья, дамы, всякие личности… Но запомнила голос арендатора. Молодой, пронзительный, как у Алешки!

– Ну, наверное, не совсем как у Алешки, – засомневался я. – У тридцатилетнего мужчины голос должен быть немного другим, так ведь?

– У тридцатилетнего? – удивилась женщина. – Вы хотите сказать, что арендатору тридцать лет? Нет. Вы ошибаетесь. Голос был точно как у Лешки! Я вам правду говорю, что это был юноша. Ну, лет двадцать ему от силы.

Спорить не имело смысла, потому как никто из нас арендатора воочию не видел, и не исключено, что мы вообще говорили о разных людях. Это надо было выяснить сразу.