Андрей Дышев - Морской узел

Зашел в кухню. Фу, как нестерпимо пахнет горелым кофе! Как хочется глотнуть свежего воздуха! К окну, к теплому сквозняку! Но я обманывал себя. Из кухонного окна лучше всего просматривался подъезд и все подходы к нему. Только высунул голову, только поздоровался с дедом Гришей, который сидел в шезлонге на балконе и вырезал из можжевеловой ветки слоника, как увидел коричневый «жигуль». Машина не наша, чужая. Ищет место для парковки, но все места в нашем дворе расписаны, заняты и обнесены стальными тросиками. «Жигуль» остановился у самого подъезда, загородив вход. Из трех дверей одновременно вышли парни – за километр видно, что милиционеры, хоть и цивильно одеты.

Странная у меня интуиция: она всегда предполагает развитие событий по худшему сценарию. Почему я предположил худшее, когда поговорил с Дзюбой? Разве были на то основания? Интуиция говорит: да, были. Он карьерист, он милиционер до мозга костей, у него нет и никогда не было друзей, ибо дружба всегда предполагает небольшой компромисс. А Дзюба на компромиссы никогда не идет… Должен сказать, что все эти долгие мысли молнией пронеслись у меня в голове, а сам я в это время пулей выскочил из квартиры, запер дверь на ключ и побежал по лестнице наверх. Я слышал, как гудит, лязгает металлом кабина лифта, поднимаясь на мой этаж. Впрочем, когда я бегу по лестнице, меня никакой лифт не догонит. Альпинистская закалка. Два года назад гостил в Москве у сослуживца, услышал о соревнованиях по забегу на Останкинскую телебашню по лестнице, пришел на старт (в джинсах, зимних ботинках и теплой куртке, да еще с бодуна) и занял второе место.

Я залетел в аппаратную, обесточил лифт, после чего выбрался на крышу. Добежал до противоположного края, спрыгнул на переходной балкон, оттуда – снова на лестничную площадку. Но это уже другой подъезд. Вниз, бегом, перепрыгивая ступени и перелетая через перила. Из подъезда выходить не рискнул, спустился в подвал, пролез под трубами водоснабжения и выбрался наружу через маленькое вентиляционное окно. На этой стороне дома не было ни подъездов, ни пешеходных дорожек. Одни лишь грядки да цветники. По ним, пригибаясь под ветками тополей и кипарисов, перепрыгивая через ссохшиеся плетни, я добежал до парка. Там перешел на шаг, заправил рубашку, пригладил волосы, выпутывая из них ветки и листья. Этот маршрут я проложил давно и опробовал не раз. Человеку моей профессии всегда надо иметь запасной выход.

Дыхание успокоилось. Сердце перестало рваться наружу. Сырая тень охладила мое лицо. И тотчас закружила голову, залила горячей смолой душу горькая обида. Я поднял с земли палку и – хрясь по стволу бука! Подлюга ты, Дзюба! Продал! Обманул! Прислал за мной оперов, чтобы скрутили без долгих разговоров, заломили руки, затолкали в провонявший гуталином и табаком «жигуль» и доставили к тебе – в наручниках. А ты выйдешь из-за стола, постоишь рядом, глядя сверху вниз. «Прости, Кирилл, но у меня есть все основания… Я очень хотел бы ошибиться…» Понимаю, тебе надо получать полковника, твою кандидатуру рассматривают в центральном аппарате, тебя ждет большая должность. Ты даже с женой развелся ради карьеры. Никаких компромиссов! А здесь такой случай – давний приятель нарушил государственную границу! Сам во всем признался, сам позвонил, сам лапы кверху задрал. Ну как не воспользоваться таким замечательным случаем? Как не заработать еще один балл, не воткнуть свою фамилию в отчетный доклад большого начальника – вот, дескать, подполковник Дзюба еще раз продемонстрировал величайший профессионализм!

Как скверно, как черно на душе!

Я вышел на парковую аллею. Вдоль дорожки, по ее обочине, тянулся нескончаемый ряд агитационных щитов с портретом какого-то вдумчивого мужчины. В отношении политики я всегда был дремучим и не знал этого голубоглазого человека, над головой которого, словно нимб, висел заносчивый лозунг: «Истинная свобода не имеет границ!» Наверное, это был кандидат на должность мэра, выборы которого должны были скоро состояться. Я шел по дорожке, а он смотрел на меня с каждого щита, провожал умоляющим взглядом: выбери меня! выбери меня!

Наконец мне стало не по себе от этого всевидящего ока, от немой мольбы, и я свернул туда, где были заросли погуще. Дожил. Мне приходится прятаться. Приходится выбирать безлюдные участки парка. И оглядываться, и прислушиваться – не гонятся ли за мной сыщики с наглыми глазами. Но не это самое страшное. На Побережье есть много лазеек, где меня никто и никогда не найдет. Страшно то, что погибает парень, что он в одиночку сражается с бандой негодяев, и никто не собирается ему помочь. Я со своим самолетом вызвал у милиции массовый интерес. Знать бы точно, какие ко мне претензии, так нанял бы адвоката. Пока же вместо конкретных претензий – смутные намеки и предательство.