Андрей Дышев - Ненужное зачеркнуть

Я не думал, куда лучше бежать и где можно надежно спрятаться от группы вооруженных преследователей. Я просто бежал в противоположную сторону от них. Подальше от них, подальше! А на побережье я растворюсь в толпе отдыхающих, словно жук-богомол в зеленой листве, и до осени меня никто не найдет…

Я так резко остановился, что кроссовки по инерции заскользили по сырой земле. Чтобы не упасть, пришлось обнять шершавый ствол лиственницы. Внизу, куда я так резво бежал, сливались с хаосным буреломом неподвижные фигуры людей. Трое? Пятеро? Или дюжина?

Мне казалось, что ствол дерева содрогается от ударов моего сердца. Горячий пот струился по моему лицу. Обложили… Со всех сторон обложили…. Я озирался по сторонам и теперь уже не мог сказать наверняка, что это за угрюмый строй замер вокруг – деревья или люди? Со стороны подъема все отчетливей раздавался шелест листвы. Тиски сжимались. Назад нельзя. Вперед нельзя. Я побежал в сторону лесной дороги, уже почти не таясь, широкими прыжками и не выбирая дороги. В крутой овраг я покатился кубарем, увлекая за собой сухие ветки и листья. Послышался окрик. Я побежал так быстро, что засвистело в ушах. Это был даже не бег. Это было лавинное сваливание, резкий болевой рефлекс, когда стремительно и неосознанно мы отдергиваем руку от случайного огня. «Боже, дай мне силушки!» – молил я, и грудь моя ныла и стонала от частого дыхания, и ноги наполнялись свинцовой тяжестью, и глаза были полны слез. Как автомобильная шина, спущенная с горы, я несся вниз и взлетал на пригорки. С дятловой дробью прогремела за моей спиной автоматная очередь, и со свистом, писком, воем разлетелись по лесу суетливые пули, обозначая себя то брызгами сырой древесины, то срезанной веткой, то расщепленным стволом. «Если останусь жив… – думал я. – Если останусь жив…» Я так и не придумал, на какое суровое монашество обреку себя, если выживу. В моем кармане запиликал телефон. Это был странный звук – из того, внешнего мира, где живут нормальные люди и между ними устроены нормальные отношения. Но, может быть, это звонит командир омоновцев, чтобы предъявить мне ультиматум?

На ходу я вынул трубку и прижал ее к уху. Говорить со мной в этот момент – все равно что брать интервью у приговоренного к смертной казни: скажите, а не сильно ли вам давит на шею петля? а что вы чувствуете, когда прижимаете руки к электродам электрического стула?

Я произнес «Да!», но получился такой звук, словно меня ударили ногой в живот: «Хак!»

– Добрый день! Я звоню вам по поводу объявления в газете…

Я отнял трубку от уха, так как начался подъем и мне пришлось помогать руками. Да не только руками – я вонзал мобильник в рыхлый грунт, словно альпеншток в фирн. Снова услышать своего абонента я смог, лишь когда выбрался из оврага.

– …есть интересующая вас запись, – продолжал веселый, полный оптимизма голос. – Очень хорошее качество. Каждое слово отчетливо. Вся речь от начала и до конца. Удовлетворите свое любопытство на сто процентов. Отдам бесплатно…

Снова прогремела автоматная очередь. Но на этот раз намного дальше, чем в первый раз.

– Послушайте… где вы… сейчас… – с трудом произнес я, едва ворочая непослушными губами.

– Какая разница? Я подъеду, куда вы скажете.

– Дорога… в Научный городок… Рядом с турбазой «Горная»…

– О, да это совсем недалеко! Я буду там через десять минут. У меня вишневый «жигуль».

– Пожалуйста… – обессиленно прошептал я. Снова начался спуск. Меня шатало из стороны в сторону. Я бы не устоял, если бы не обнимал каждое дерево.

«Если только они не перекрыли дорогу», – подумал я.

Я перешел на шаг. Даже смертельная опасность уже не могла заставить меня бежать. Я был совершенно обессилен. Бешеный спринт по пересеченной местности измотал меня. Я шел как пьяный, только хватался не за фонарные столбы, а за стволы деревьев. Некоторые из них, подсохшие, слабые, ломались под моей тяжестью, и я падал навзничь, утыкаясь лицом в сырую прохладную листву. Поднимался, не в состоянии даже отряхнуться, и плелся дальше. «Если они не перекрыли дорогу, я вырвусь. Я уеду в багажнике вишневого «жигуля»… Я уйду от них, и пусть они потом в ярости кусают стволы своих автоматов…»

Я вышел на дорогу намного выше турбазы, и мне пришлось еще с километр бежать вниз, поскальзываясь на склизкой глине и мешковато падая то на бок, то на спину. Выглядел я, должно быть, ужасно, но разве беспокоили меня выпачканные джинсы и черные от земли руки? Я еще жил, я еще не потерял надежду на спасение, и это качество моей субстанции затмевало собой все пустяшные этические недостатки.