Андрей Дышев - Ненужное зачеркнуть

«Сестра Варвара», – подумал я, почему-то вспомнив сказку о добром докторе Айболите и его злой сестре.

Я смел предположить, что речь только что шла именно об актере, с которым работал Юрка и который выступал под моим именем. Пожалуй, на этот момент ничего страшного с артистом не случилось. Он скорее жив, чем мертв. Но явно вывернулся наизнанку от страха или обвала неприятностей и, возможно, затаился дома, ни с кем не разговаривает, признаков активной жизни не подает. Это рано или поздно должно было случиться с человеком, который занимается не совсем чистой и честной работой. Особенно после того, как по его сцене плеснули из автомата. А если этот Алексей узнал о гибели Юрки Кондрашова, своего продюсера, то уж наверняка надолго и плотно залег на дно. Что ж, хорошо, правильно. Очень умно! Это лучше, чем подставить себя под пули какого-то беспощадного идиота. А до дна, как бы глубоко оно ни находилось, я достану. Сейчас допью кофе – и достану.

Ко мне подошел интеллигентного вида мужчина со свернутым набок носом и фиолетовым синяком под глазом, некоторое время изучал мой «стол», затем подул на парапет, сдувая с него пыль, сел, закинул ногу на ногу, чтобы скрыть дыру на брючине, и пожелал мне приятного аппетита. Я допил кофе, плеснул в стаканчик глоток коньяка и протянул интеллигенту. Тот поблагодарил, выпил и задумался, глядя на прохожих.

Справочная служба, у которой я узнал адрес Алексея по его телефонному номеру, «съела» почти все деньги, которые были на счету моего мобильника, и мне пришлось срочно искать пункт приема платежей. От Детского парка, в котором я ночевал, все оказалось недалеко: и пункт приема, и улица Керченская, где жил актер Алексей со злой Варварой. Спустя четверть часа я уже стоял перед старой, покрытой множественными слоями краски двойной дверью и настойчиво стучал (звонка не было). В квартире кто-то осторожно ходил, скрипели половицы, но дверь не открывалась. Алексей залег на дно. Я снова стучал, хотя уже понимал тщетность этого занятия. В конце концов понял, что мне не откроют, даже если я начну биться головой в дверь.

Я пошел по лестнице вниз, шлепая кроссовками и ударяя кулаком по перилам, которые гудели, как струны контрабаса, но делал это вовсе не для того, чтобы сбить злость, а дабы убедить Алексея и его сестру, что я ушел решительно и бесповоротно. Выйдя из подъезда, хлопнул дверью, а потом прижался к стене, чтобы меня не заметили из окна, быстро добежал до угла, пересек улицу и зашел в соседний дом.

С лестничной площадки четвертого этажа можно было прекрасно разглядеть окна Алексея, для этого надо было только забраться на оконный проем, что я немедленно сделал, заодно добросовестно вытерев джинсами вековую пыль. Ухватившись за оконные ручки, я прислонился лбом к стеклу и некоторое время следил за высокой худощавой женщиной, которая переходила из комнаты в комнату. Легкие занавески на окнах были сдвинуты к середине, но сквозняк играл ими, методично разметывал их в стороны, и моему взору открывался вид на освещенные солнцем комнаты. У меня создалось впечатление, что женщина куда-то торопливо собирается: вот она зашла на кухню, открыла холодильник и стала выкладывать продукты в сумку. Перешла в комнату, открыла дверку антресоли, вынула оттуда то ли стопку чистого постельного белья, то ли несколько полотенец и тоже уложила в сумку.

Никаких мужчин я не заметил. Отсутствие в квартире кого-либо еще подтверждало и то, что женщина, прежде чем выйти в прихожую, закрыла на всех окнах форточки и поправила шторы. Она собиралась выйти из дома, прихватив с собой сумку с продуктами… Рассмотреть прихожую было очень трудно, несмотря на то что женщина включила там свет. Вот она склонилась и блеснула лопаточкой для обуви. Вот сняла с полки что-то белое и сунула в сумку – похоже, газеты. Потом протянула руку к стене и начала делать такие движения, будто заводила ключом настенные часы. Мне было плохо видно, я придвинулся к торцу проема, привстал насколько мог и нечаянно смазал ладонью мягкий комочек. Брезгливо отдернул руку. Ничего страшного, вляпался в жвачку. Но как странно, что она оказалась в таком месте, куда не так просто забраться. И что-то еще меня насторожило… Я поднес ладонь к лицу, потянул ноздрями воздух. Вот же бесовская сила! Отчетливый запах корицы! Опять жвачка с запахом корицы!

Я так разволновался, что чуть не упустил мою злую Варвару. Женщина уже вышла на улицу и, закинув лямку сумки на плечо, прошествовала к остановке автобуса. Я побежал вниз, испытывая странное ощущение, что бегу чьей-то проторенной тропой, наступаю на следы опасного зверя, и он где-то рядом, за ближайшим поворотом, и если приглядеться, то можно найти клочки шерсти, сломанные ветви кустов, следы когтистых лап и кучки помета… Женщина уже заходила в автобус, когда я оказался на улице. Его двери закрылись. Я в растерянности остановился посреди тротуара. Автобус, затрещав выхлопной трубой, тяжело поехал в горку. Я кинулся наперерез такси, размахивая руками, но думал при этом о человеке, который оставил жвачку на оконном проеме. Он следил за Алексеем так же, как это только что делал я – из оконного проема на лестничной площадке. Но для чего? Чтобы уничтожить артиста подобно тому, как он уничтожил Юрку и Макса? Он хочет уничтожить самозванца, моего двойника, воришку, укравшего мое имя? Не пойму, кто же ему больше нужен: настоящий Кирилл Вацура или фальшивый? Или он запутался в нас двоих и потому для верности намерен хлопнуть обоих?.. Однако рост у него должен быть не ниже моего, иначе как он забрался на оконный проем?