Андрей Дышев - Семь желаний

«Я боюсь, что этот тщедушный наркоша может погнать меня по ложному следу, – думал я, наливая в бокал «Кампари» марганцевого цвета. – Насколько ему можно верить?»

Со двора по-прежнему доносился скрежет лопаты. Я подошел к окну. Сутулая фигура дворника маячила между сугробов. Лопата методично, как маятник часов, взлетала вверх и опускалась вниз. Я первый раз в жизни видел такого добросовестного дворника. Глубокая ночь, а он продолжает убирать снег. Интересно, он всегда такой активный или только в эту ночь?

Я сел на стол, выпил залпом и закусил соленым орешком. Что ж, попробуем пристроить факт Плосконоса. Итак, Марко в своей комнате читает записки и скрипит зубами от злости. К нему заходит убийца…

Ага, убийца. Но убийца – это не бесплотное существо. Он имеет имя, пол и вполне конкретный облик. Предположим – только предположим! – это была Лера. Она заходит к Марко… Стоп. Зачем она добровольно идет к человеку, который продолжительное время унижал ее? Она его ненавидит. Она его видеть не хочет. Значит, Марко под каким-то благовидным предлогом предложил ей подняться на мансарду. Допустим, он намекнул, что хочет предложить ей хорошую должность в своей фирме. Лера соглашается обсудить это предложение. Она очень нуждается в деньгах. Она уже несколько лет мечтает купить себе весеннее пальто. Они поднимаются в мансардную комнату. И тут выясняется, что подлый Марко вовсе не собирался предлагать девушке работу. Он запирает дверь и заваливает Леру на кровать. Он жаждет удовлетворения своих низменных потребностей. Она сопротивляется, ее рука натыкается на рукоятку пистолета, очень кстати лежащего под диваном, она вскидывает его и стреляет в голову Марко.

Я поставил бокал на стол и поморщился. Ну и гадость этот «Кампари»!

Ладно, допустим. А что потом? Потом Лера кидается к окну (не забыв при этом спрятать пистолет где-нибудь в складках своего плотно облегающего платья), с легкостью открывает шпингалеты, распахивает окно, смело выбирается на карниз и оттуда сигает в сугроб. Платье наполняется воздухом, как парашют, что заметно смягчает удар. Затем она прячет пистолет под сиденьем своей машины и как ни в чем не бывало возвращается в дом, цокая каблуками по тротуарной плитке.

Бред.

А если проиграть эту сценку с Кикой? Кика – баба тертая, она запросто спрыгнет с мансарды в снег. И для Плосконоса это, разумеется, не проблема. Но зачем Плосконосу кидать тень на самого себя, рассказывать мне про захлопывающееся окно? Выходит, эту сцену смогла бы сыграть только Кика. У нее и ноги все в царапинах и ссадинах, как у футболиста, и туфли почти без каблука. В таких можно и по карнизам шастать, и по снегу…

Последняя мысль вдруг показалась мне здравой, и родилась она в сознании помимо моей воли. Я круто повернулся к окну и снова посмотрел на дворника. «Э-э, братец, а ты ведь не случайно так стараешься! Ты дорожки не только от снега очищаешь!»

Я соскочил на пол, вышел из кухни и быстро поднялся в комнату Ольги.

– У тебя такой взволнованный вид, – сказала она, неожиданно перейдя на «ты». Открыв дверь, она позволила мне войти. – Окончательно определился с убийцей?

Она выглядела усталой, но не заспанной. Вечернее платье сменила на голубые джинсы и кирпичного цвета джемпер. В комнате приятно пахло кофе. Из-за книжных полок доносился приглушенный звук стрельбы, криков и полицейской сирены – шел видеофильм.

Я без приглашения сел в кресло. По моему виду Ольга догадалась, что я намерен серьезно поговорить.

– Будешь кофе? – спросила она.

Я кивнул. Она зашла за стеллаж, убавила громкость телевизора и стала крутить кофемолку. Я смотрел на стол. Бутылка виски, из которой она мне наливала, была уже почти пуста. Вдовушка серьезно заливала свое горе. Пепельница была полна окурков. Трубка мобильника лежала рядом с губной помадой и зеркальцем, словно предмет косметики. В блюдце засыхала перевернутая кофейная чашечка с налипшей на стенки черной гущей.

– Тебе сколько ложек сахара? – спросила из-за стеллажа Ольга.

– Три, – ответил я. – Я люблю, когда кофе очень сладкий.

– Марко тоже любил очень сладкий…

Сравнение с покойником было не вполне уместным, и я хотел уточнить, что в повышенных дозах сахара нуждаюсь лишь в часы напряженной умственной работы, но тут заиграл сигнал мобильника. Ольга кинулась к нему с такой прытью, словно молодая мамаша к внезапно заплакавшему ребенку. Но я успел посмотреть на дисплей, где высветился номер телефона, с которого шел звонок. Память на числа у меня превосходная. За пару секунд я легко запоминаю многозначные числа: весь фокус заключается в умении группировать цифры по аналогии с событиями из собственной биографии. Сейчас на дисплее появился номер 6893171, и я тотчас мысленно перевел его в символы. 68 – год моего рождения, 93 – модель «жигуля» Леры, 1 – особняк, к которому мы с ней подъехали, 7 – столько было записок в бутылке, которые стали причиной смерти 1 человека. Вот и все, номер упакован в мозги надежно и надолго. Может, этот номер когда-нибудь мне пригодится.