Андрей Дышев - Шахидка с голубыми глазами

Можно представить, в каком виде я завалился домой. Скинув в прихожей мокрые, выпачканные в земле кроссовки без шнурков, я первым делом пошел на кухню, заваленную грязными тарелками. При свете настенного бра я осмотрел руку, побывавшую в пасти свирепого животного. Мне показалось, что на запястье, под локтем, уже проступили синие трупные пятна, и самым лучшим лечением будет срочная и безоговорочная ампутация. Но после того как я хлебнул водки, зачем-то налитой кем-то из гостей в пивной бокал, судьба моей руки представилась мне в более оптимистическом свете. То, что я принял за трупные пятна, оказалось следами собачьих клыков. Затупевшие от многолетней злобы зубы, к счастью, не проткнули мне кожу, а лишь защемили ее в нескольких местах, отчего и образовались асфальтового цвета кровоподтеки.

Успокоив себя железным доводом, что служебная собака не может страдать бешенством, я решил не идти к врачу, где меня неминуемо ждали бы сорок уколов в живот, и занялся самолечением. Собственно, вся медицинская процедура свелась к тщательной покраске руки зверской смесью зеленки и йода. Перебинтовав руку, я полюбовался своей работой в зеркале, выпил еще водки и рухнул на диван в гостиной, рядом с журнальным столиком, на котором выгнулись лодочкой заветренные ломтики грудинки, сыра и карбоната. Я быстро погружался в сон, и на тяжелых веках, как на киноэкране, мельтешили цветные пятна и полосы, а за ними смутными кляксами проявлялись то пьяные лица моих соседей, требующих продолжения дружеской вечеринки, то картофельное лицо психиатра Лампасова, то прозрачная фигура девушки из реабилитационного центра с собачьей головой… Я вскрикивал, просыпался и тотчас снова проваливался в тягостную яму забвения.

Разбудил меня телефонный звонок. Я не знал, сколько времени проспал, но чувствовал себя так, будто умер и меня ради какого-то жестокого научного эксперимента реанимировали. Земное притяжение казалось настолько сильным, что я едва оторвал голову от плюшевой божьей коровки, которую мне подарила на двадцать третье февраля одна добрая женщина, наивно верившая в то, что на этой коровке мы будем спать вдвоем. Телефон надрывался, требуя к себе внимания, и звонок его был столь же гадким, как если бы в моих ушах завелось осиное гнездо.

Я потянулся к бутылке минералки, плеснул на лицо немного выдохшейся водички, и только после этого сумел встать и подойти к телефону.

Моего абонента не вдохновило мое заверение, что я его внимательно слушаю. Не проронив ни слова, неизвестный абонент прервал связь. Неизвестным он был потому, что его номер не засветился на дисплее определителя. Я тоже положил трубку, сделал несколько кругов вокруг столика, искоса поглядывая на засохшие закуски и тем самым проверяя, проявит ли мой желудок интерес к ним.

– Это ты мне звонил только что? – спросил я у Никулина, моего коллеги по детективному агентству. Одной рукой я прижимал к уху телефонную трубку, а второй осторожно подносил к носу блюдце с балыком, похожим на кусочек обогащенной урановой руды.

– Ты же знаешь, чудовище, что я звоню тебе только тогда, когда ты должен выплатить мне месячное жалованье, – ответил Никулин в своей обычной манере.

– Что у нас нового?

– Нового? Да вот, только что часы пробили пять раз. А ты где пропадал?

– В психиатрической лечебнице для VIP-персон.

– Да? – радостно произнес Никулин. – И что ты там делал?

– Собаку кормил. А она, сволочь, не заметила, где закончилось мясо и началась моя рука. Поэтому буду в агентстве не раньше семи.

Чтобы принудить свой организм, впавший в депрессию, к жизни, я стал собирать посуду с журнального столика и носить ее на кухню. Свалил все в мойку, залил водой и плеснул хорошую дозу моющего средства. Пусть отмокает, вечером приглашу соседку Ларису, она помоет. Сам тоже отправился в мойку, предварительно обмотав больную руку, как колбасу, пищевой полиэтиленовой пленкой. Встал под тугие и колкие струи душа, зажмурил глаза и представил, как с меня вместе с водой смывается усталость и глупость минувших дней. Надо же, что начудил! И с милицией имел дело, и в больнице побывал, и в каком-то гребаном реабилитационном центре, который охраняется как золотовалютный резерв страны. Впрочем, стреляли в меня наверняка для острастки – холостыми патронами или резиновыми пулями. А девчонка какая странная! Точно гоголевская утопленница. О чем она мне говорила? Впрочем, стоит ли забивать голову какой-то ерундой! Может, она ненормальная…