Андрей Дышев - Сладкий привкус яда

– Да, – тем же тоном ответил Столешко. – Что я должен сделать?

– Принести с собой паспорт и свидетельство о браке Родиона. Это первое условие.

– А второе?

– Второе узнаешь при встрече.

– Но ты… – Он предполагал, что разговор может прослушиваться, и не решался сказать про лекарство.

– Я дам тебе то, в чем ты очень нуждаешься.

– А чем ты докажешь, что это у тебя?

– Спроси что-нибудь.

– Сколько в коробке штук?

– Двенадцать… Было двенадцать, – поправил себя я. – Одну она разбила.

– Что написано на коробке?

Я назвал фармацевтическую фабрику, наименование иммунодепрессанта, цифровой код, условия хранения. Столешко меня прервал:

– Достаточно. Я все сделаю.

Я уже с тревогой поглядывал на окно. Банщик похлопал меня по спине:

– На десятку наговорил!

– Учти, – предупредил я Столешко, – я приду пустой. Сначала ты выполнишь мои условия, а только потом я скажу тебе, где это спрятано. Так что побеспокойся о моей безопасности. И не вздумай тянуть время – твои ампулы лежат в тепле и могут протухнуть.

– Хорошо, хорошо!

– И последнее! – торопливо сказал я, услышав, как за окном скрипнули тормоза автомобиля. – Тебе может позвонить кто-нибудь еще, с теми же условиями. Не соглашайся – это будет блеф. То, что тебе надо, – только у меня…

Я опустил трубку, сказал банщику, что рассчитаюсь при выходе, и, придерживая на себе сваливающуюся «тунику», поспешил в моечный зал. Рискуя поскользнуться на обмылках, раскиданных по теплому мокрому кафелю, я приблизился к окну, прихватив по пути шайку, кинул ее на пол, встал на нее и дотянулся до шпингалета. Я скинул с себя простыню, словно открывал себя как памятник. Распахнув створку окна, я встал на подоконник и прыгнул на скобу трубы. С десяток голых людей, покрытых пеной, молча и бесстрастно смотрели на меня.

– Прикройте, пожалуйста, окно! – попросил я и полез по трубе вверх.

Поднявшись до уровня крыши, я благополучно перепрыгнул на нее, сел на краю карниза, свесив ноги, оделся, а потом несколько минут любовался оперативной работой Панина и его верноподданных. Пяток крепких милиционеров оцепили вход в банно-прачечный комбинат, другой пяток, толкаясь в узком дверном проеме, ринулся внутрь здания. Я мысленно пожурил их за суетливость и неорганизованность и спрыгнул с противоположной стороны на большую кучу угля, насыпанную рядом с котельной. Пока Панин будет смывать пену со всех посетителей, рыскать по душевой, парной и тыкать палкой по дну бассейна, пройдет не меньше десяти минут. Этого времени мне вполне хватит на то, чтобы неторопливо дойти до неухоженных дебрей школьного сада. А оттуда я смогу незаметно пройти на дальние огороды, спуститься к реке и вдоль нее дойти до высокого песчаного обрыва. Там, под забором усадьбы, я дождусь, когда на моих часах пропиликает восемнадцать ноль-ноль и наступит время встречи со Столешко.

«На этот случай мне бы не помешал пистолет, – думал я, медленно ступая по влажным листьям оврага и постоянно озираясь по сторонам. – Надо было взять его у Татьяны, как я это уже делал – прижать к стене и сунуть руку ей под куртку… Вышла девочка из игры, сдалась. Она упустила и коробку с ампулами, и инициативу. Жалко, конечно, ее растоптанное профессиональное достоинство. Когда вернусь с документами к Родиону, надо будет уступить ей финал. Пусть вместе с Родионом и Ледой едет к Панину и все ему объясняет. А я буду пить водку и отсыпаться…»

Чем ближе я приближался к месту встречи, тем сильнее меня охватывала нервная дрожь. Я вспоминал свои слова, сказанные Столешко по телефону, тот ребус, в котором я зашифровал время и место встречи. Сумма гонорара – двадцать тысяч баксов. Убрать три нуля – двадцать. Вычесть два – восемнадцать. Все правильно. Мои часы показывали восемнадцать часов три минуты. Он уже должен стоять у могилы.

Я остановился на дне оврага, до боли в глазах всматриваясь вперед. Между серых стволов деревьев проглядывала кучка глинистых комков и лежащее рядом сучковатое бревно с корявыми ветками. «Что-то его не видно, – подумал я. – Может, прячется где-нибудь выше и оттуда высматривает меня?»

Хлопая крыльями, над моей головой пролетела черная птица. От неожиданности я вздрогнул, по спине прошел холодок. Мелкий дождь, задерживаясь в сети из плотно сплетенных веток, редкими тяжелыми каплями падал на землю. Я поднял воротник куртки. «Иногда интуиция мешает, – подумал я. – Слишком разговорчива и осторожна».