Андрей Дышев - Я бриллианты меряю горстями

– Это кейс губернатора Зареченска, – сказал Гера, ожидая, что эта новость повергнет Бодю в состояние шока, но тот равнодушно пожал плечами.

– А мне какое до вашего губернатора дело? Да хоть президента! Я в вашей стране никто. Как голубь. Какая мне разница, на чью голову какать?

– Значит, ты, – медленно произнес Гера, в свою очередь рассматривая ключ, – значит, ты хочешь открыть сейф и посмотреть, что там внутри? Правильно я тебя понял или нет?

– Правильно, – согласился Бодя, протягивая ему огурец и стакан с коньяком.

– А ты не боишься, что, когда выйдешь из банка, тебя тюкнет какой-нибудь меткий киллер?

– Нет, не боюсь, – ответил Бодя. – Откуда киллер будет знать, какой именно сейф я открывал? Этого никто не узнает.

– Узнает служащий банка, который тебя к сейфам проводит.

Бодя вздохнул:

– Будем надеяться, что попадется честный служащий.

Бодя слушал его и засыпал с огурцом в руке. Гера видел это, но не обижался. Ему доставляла радость сама возможность высказаться. Не вдаваясь в подробности, он поведал ему, как два лысых вымогателя потребовали десять тысяч, про то, как этот кейс оказался у него.

– Давай завтра на эту тему побалакаем, – предложил Бодя, зевнув. – Я смотрю, тебя в крепкий узелок заплели.

Прежде чем выключить свет и уснуть рядом с диваном, Бодя отодрал несколько досок вагонки от потолка и сунул в нишу между кровельным железом и обшивкой кейс, а затем приладил вагонку на прежнее место. Гера пожелал ему спокойной ночи и спустился вниз.

В отличие от Боди, он еще не научился спать одетым на голом полу, подложив под голову кулак. Может быть, душ в мастерской, где всегда была горячая вода, не позволил ему привыкнуть к грязи, и каждый день, где это только было возможным, Гера лез в воду.

Черный бак душевой, установленный в саду, наполнялся дождевой водой, а в периоды засухи воду в него надо было носить ведрами. Дождей за эту неделю выпало столько, что бак давно переполнился. Вода была холодной, если не сказать ледяной. Она свистела тонкими струями из ржавой лейки, и Гера, раздевшись, минуту набирался мужества, прежде чем втолкнул себя под воду.

Не глядя, он плеснул на голову шампуня из пластиковой бутылки и перестарался. Обильная пена обволокла его, словно пуховая шуба. Очень мягкая дождевая вода с трудом справлялась с шампунем, и, ополаскиваясь, он успел продрогнуть до костей.

Трясясь от холода и одновременно ликуя от ощущения чистоты и свежести, Гера пошарил по перегородке рукой в поисках полотенца. Ему казалось, что он повесил его на гвоздь, но полотенца там не было. Он посмотрел под ноги, полагая, что оно упало, но его не было и там.

Перспектива идти голым через сырой ночной сад его не слишком вдохновила, и он уже собрался было вытереться майкой, как вдруг через прорезь между баком и перегородкой змеей пролезла голая рука с полотенцем, и он услышал знакомый голос:

– Ку-ку!

Гера выхватил полотенце и повязал его на поясе. «Приперлась! – без особого восторга подумал он. – Может быть, принесла паспорт?»

– А почему мы такие грустные и молчаливые? – спросила Дина.

Он не видел ее лица. Оно оставалось в темноте, в то время как внутренность душевой была заполнена желтоватым светом маломощной лампочки.

– Ты привезла паспорт? – спросил Гера, вывернув над собой лампочку, и в темноте принялся вытираться.

– Какой паспорт? – не поняла Дина.

– Я же тебя просил, – напомнил он. – У твоей мачехи остался мой паспорт.

– Ах да! Совсем из головы вылетело! – призналась Дина. – А мачеха все равно уехала в Пятигорск… Ой, кажется, лягушка!

«А ты ее боишься, дружище!» – сказал Гера сам себе.

– Так зачем ты приехала?

– Соскучилась, – тоненьким голоском ответила Дина и жалобно вздохнула. – У нас беда. Братишка в истерике. У меня давление подскочило. Семьдесят шесть на двести двадцать пять с половиной.

– Столько не бывает.

– Так я же приблизительно, – ответила Дина.

Он вышел из душевой и пошел по тропинке к дому.

– Ты даже не хочешь меня обнять и поцеловать? – отозвалась Дина из-за его спины.

– Что тебе от меня надо? – обернувшись, спросил Гера.

– Фи-и, как грубо! А я надеялась на сострадание и понимание. Ты даже не хочешь спросить, что у нас случилось?

– Меня это не интересует, – соврал Гера.

– Правильно! – тотчас согласилась Дина. – И я так же братишке сказала: это его не заинтересует. А он почему-то спорить со мной начал.

Она уже его злила. Хорошо, что он не стал разжигать свои нервы воспоминанием событий минувшей ночи, а то устроил бы этому розовому обмылку банный день. Он остановился и повернулся к ней лицом. Между ними покачивалась ветка яблони. Дина, приблизившись к пучку молодых листьев, понюхала их.