Андрей Дышев: Я бриллианты меряю горстями

– У тебя слишком большие бицепсы для журналиста, – проговорил Макс. – Настоящий репортер – это слабое и худое существо неопределенного пола и сексуальной ориентации.

– Болтун, – ответил Гера. – У репортера должны быть бицепсы, чтобы прорываться через кордоны телохранителей к своему герою.

– Деньги некуда девать?

– Некуда, – ответил Гера, глядя на Макса через видоискатель фотоаппарата. – Не всю ведь жизнь жиклеры чистить… Улыбочка! Внимание!.. Снято!

Из аппарата медленно выползал черный глянцевый квадрат. Гера держал его за уголок и с сочувствием смотрел на Макса. Этот дурацкий фотоаппарат в глазах Макса символизировал предательство коллеги, подлую измену автомобилям. Макс не нашел и, кажется, не собирался искать альтернативы авторемонту. Гера подозревал, что Макс очень неплохо зарабатывал, но ничуть не завидовал ему, потому как считал свою жизнь в двадцать пять удавшейся, богатой на события и полной надежд.

– Ну-ну! Пиши свои статейки, почитаем их в тиши туалета, – невесело усмехнулся Макс и посмотрел на старые часы с выломанной кукушкой, висящие на стене. – Все, дуй отсюда, репортер! Подъезжай завтра к девяти!

– А ты? – спросил Гера.

– Я еще побуду здесь немного, – ответил Макс, опять наморщив лоб. – Давай, топай! Привет кошке!

Гере не хотелось уходить. Короткая июньская ночь уже покатилась по звездному небу. «Пока я доеду до своего сарая, – думал он, бережно опуская фотоаппарат в сумку, – пока приму душ и лягу спать, начнет светать. Так зачем уезжать?»

– Ты хочешь заняться «Ауди»? – спросил он, всегда предпочитая спрашивать о том, что было неясно, даже если его вопросы могли показаться собеседнику некорректными.

Макс посмотрел на Геру глазами, уставшими от дыма сигарет. Ему ничего не оставалось, как молча терпеть настырность Геры. Тот был завидно молод, энергичен, много работал и мало уставал. Эти достоинства легко покрывали недостатки.

– Да, – сказал Макс, с трудом сдерживая раздражение. – Я хочу заняться этой машиной. Что еще?

Когда хозяин, Гоча Воркун, взял Геру на работу, Макс в первый же день посоветовал ему заниматься только своим делом и поменьше любопытствовать. Гера добросовестно выполнял совет. Воркун приезжал в мастерскую каждое утро, а потом исчезал. Он поставлял машины для ремонта и объяснял, что и в какой срок надо сделать. «Ауди» появилась в цехе сегодня в обед. Она смотрелась как новенькая, и Гера не представлял, что Макс собирается с ней делать. Вылизывать колеса языком?

Гера вскинул сжатый кулак вверх:

– До завтра!

Макс молча кивнул. Провожая коллегу взглядом, он вытирал грязные руки о тряпку, смоченную в бензине. «Странный парень, – думал о нем Гера, выходя из цеха. – Никогда не работает в перчатках. И не лень ему потом по полчаса в душе отмываться?»

Воркун спал, высоко запрокинув голову и широко раскрыв рот. Его жена – большая, тихая и неповоротливая женщина, неслышно приблизилась к нему и опустила мягкую ладонь на грудь мужа.

Он проснулся с коротким криком – как всегда, если жена будила его посреди ночи, – и сел в кровати. Еще ничего не соображая, он опустил ноги и стал натягивать брюки.

– Нет, нет, – шептала жена. – Тебя к телефону.

Он всегда очень медленно возвращался из сна в реальность, но этот недостаток, как ему казалось, компенсировался неистребимой армейской привычкой быстро вскакивать с постели, одеваться и куда-то бежать. Если бежать никуда не надо было, Воркун снова садился на кровать и начинал чесать ноги. Это помогало ему быстрее вспомнить все свои дела.

– Да, – произнес он в трубку и махнул длинной рукой, приказывая жене, чтобы она зажгла свет.

Голос, который он услышал в ответ, словно кувалдой ударил по нервам, заставляя их, подобно улитке, сжаться в комок и спрятаться в самый недоступный угол души.

– Ты что ж, совсем неразборчив стал, Воркун?

Воркун вскочил с постели и вытянулся, в то же время низко опустив плечи, хотя телефон был беспроводным и Воркун мог стоять ровно.

– Чего ты молчишь?

– Добрый вечер, – невнятно пробормотал Воркун. – Я не ожидал вашего звонка…

– Красная «Ауди» у тебя, дебил? – вопрошал низкий голос. – Только не юли. За пределы района она не вышла, а у нас только ты один такой ловкач.

– Да, – совсем ослабевшим голосом произнес Воркун, с ужасом понимая, что еще мгновение – и он онемеет, и тогда человек, говорящий с ним, через трубку раздавит его, размажет по паркету, как мастику, и Воркун торопливо и горячо заговорил: – Я сейчас все объясню! Вышла досадная ошибка! Понимаете, я просто не прон-ток-роли-ловар! – Его язык запутался, заврался, застрял где-то в глубине тесного рта, не проговорив «проконтролировал», и Воркун, тряся головой, стал говорить короткие и простые слова: – Это пацаны… Я вас прошу… Все будет хорошо… Сейчас же!.. Немедленно!.. Я бы сам позвонил вам… Но честно, руку на сердце, не знал, что это ваша!..