Андрей Дышев - Я бриллианты меряю горстями

– Что-нибудь случилось? – спросил он Бодю. – Что вы сидите, как на поминках?

Бодя, вздохнув, дернул головой и сунул конец палки в огонь.

– Без работы мы остались, парень. Вот такая вот история.

– И без шансов ее снова заполучить, – добавил кто-то.

И снова повисла тишина. Вряд ли Бодя мог подумать, что Гера удовлетворится этим ответом. Просто ему было легче объясняться, отвечая на вопросы.

– Вас что, прогнали?

– Да не то чтоб прогнали, – витиевато ответил Бодя. – Ситуация такая сложилась…

– Да что ты все темнишь! – не выдержал кто-то из строителей. – Говори прямо: хозяин наш помер!

Гера сначала не понял, о ком идет речь. Глядя то на Бодю, то на словоохотливую темноту за костром, он крутил головой, будто хотел зрительно отыскать источник надежной и полной информации.

– Какой хозяин? Вы о ком говорите?

– О Воркуне, – пояснил Бодя. – Час назад его обнаружили на железнодорожных путях. Пополам разрезанный. Вот, Славка с его женой на опознание ходил… Расскажи, Слав, чего ты там опознал?

– Чего-чего! – проворчал Славка, прикуривая короткий обслюнявленный окурок. Он чувствовал себя неловко в центре внимания. – Голову мы под насыпью нашли. Туловище без руки прямо на рельсах. Ну, там не то чтоб туловище, а так… месиво. А вторую руку мы уже с фонарями искали. Она метров за триста отлетела.

– Воркун?! – ахнул Гера. – Гоча?!

– Гоча, Гоча, – подтвердил Бодя. – А ты только сейчас понял, о ком речь?

– Ничего я не понял! – прошептал Гера, чувствуя, как у него вдруг взмокла спина. – Я же его днем видел!

– Мы его тоже днем видели. Ну и что? Днем был жив, а сейчас в трех частях в морге валяется.

Геру словно ледяной водой окатили. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя. Машинально открыв бутылку, он приложился к горлышку губами.

– Вот и мы тоже, – одобрительно сказал Бодя, – по стакану выпили, а что-то не берет.

– Как же это его? – пробормотал Гера.

– Пьяный был, – не задумываясь, ответил Славка. – Мы когда его с полотна выносили, водкой сильно пахло. Кровью и потрохами, понятно дело, тоже, аж выворачивало, но водку я сразу почуял. Наверное, стоял на краю платформы и под поезд свалился.

– И вот, – продолжил свою зачерствевшую мысль Бодя, – без работы мы остались. Жена хозяина, ну, уже вдова, значит, ничего не говорит, на вопросы не отвечает, не плачет, никого не видит… Может, с ума сошла от горя? Славка спрашивает: «А нам что делать?» А она: «Уходите, не хочу никого видеть».

– А все строительные объекты уже с весны заняты, – дополнил Славка.

Это Геру уже не интересовало. Перед глазами стояло некрасивое, словно нарисованное шаржистом лицо Гочи. Его полураскрытый рот и маленькие невыразительные глазки, близко сдвинутые к переносице. «В общем, так… В общем, так…»

«Это ведь из-за меня! – пришла ему в голову убийственная мысль. – Он напился из-за того, что я нашел кейс и уличил его в воровстве. Ему было очень плохо. Он не смог вести машину, пошел на платформу и упал под поезд».

Гере стало дурно. Он пошарил вокруг себя, словно потерял какую-то очень ценную вещь.

– Стакан ищешь? – спросил Бодя, протягивая ему чашку с отбитой ручкой. – И мне глоток налей, добро?

Гера вылил в чашку все, что оставалось в бутылке. Водка лилась через край. Бодя, вытянув губы трубочкой, шумно отхлебывал. Геру душило чувство осознания своей вины.

– Будешь? – спросил Бодя, возвращая ополовиненную чашку.

– Послушай, – произнес Гера. – Мы с ним сегодня днем поцапались. К тому же я немного помял его машину. В ворота не вписался. Может быть… Он человек ранимый… Понимаешь, о чем я говорю?

– Кто ранимый? – на высокой ноте переспросил Славка. – Воркун ранимый?

Кто-то хихикнул. Строители оживились, словно Гера рассказал анекдот. По кругу пошла пачка сигарет.

– Ты что, парень? – усмехнулся Бодя, сверкнув стальными зубами. – Ты всерьез думаешь, что так расстроил Гочу, что он из-за тебя под поезд кинулся?

– Гоча думал только о себе, – продолжил кто-то словесный портрет погибшего хозяина. – Мы для него – тля, вошь, плюнуть не на что. Стал бы он из-за тебя водку жрать. Кто ты ему? Друг?

– Не придумывай, – успокоил Бодя. – Воркун не тот человек… Но не будем плохо говорить о покойнике. Пусть земля ему…

Он допил и кинул чашку в траву. У Геры отлегло от сердца. «Вот же накатило! – подумал он. – В самом деле, какая глупость в голову взбрела! Подумаешь, уличил Гочу в воровстве. Первый раз, что ли! Так он только на ворованных тачках и жил. Это его хлеб, его способ существования. Это все равно как если бы президент стыдился своего президентства».