Александр Мазин - Чистильщик

– Ну и что? – удивилась Таня.– Так не навсегда же. Вон, сестренка моя, если хочешь знать, троюродная уже по четвертому разу замужем. Детей двое. А если нового мужа убьют или посадят, братва все равно поддержит. Своя же, не соска с вокзала!

Надо же! Ну просто бандитский профсоюз!

Таня подумала немного, потом соскользнула на ковер, обняла Валерины ноги, подбородок на колени положила, глянула снизу вверх блестящими глазищами:

– Слушай, а возьми меня замуж, а?

Валерий покачал головой.

– Нет, солнышко. Тебя уже по второму разу воруют! И все из-за меня!

– А разве ты каждый раз меня не спасаешь?

– Ну да,– согласился Васильев.– Только это тебя, а не меня голышом из собачьей миски кормили. И это тебе тот ублюдок Мирон обещался рашпиль засунуть.

– Запомнил, да?

– Не сомневайся. Очень хорошо запомнил. И мы с ним на эту тему еще побеседуем. Но извини, солнышко, для семейной жизни у нас сейчас обстоятельства неподходящие. Жена же, по моему мнению, должна дома сидеть и детей растить, а не по дуракам всяким из пистолета стрелять.

– Ты, кстати, пистолет мне оставь! – обеспокоилась Таня.– Мало ли что?

– Оставлю,– пообещал Васильев.– И ружье тоже. Хотя лучше бы они тебе не понадобились.

– Ладно. Валер, ты не обижайся, что я спросила,– виновато проговорила Таня.– Замуж не бери, но не бросай, ладно? Лучше тебя, если хочешь знать, у меня мужика в жизни не было!

– Да сколько ее, твоей жизни! – усмехнулся Васильев.– Не бойся, не брошу.

Но, что скрывать, был польщен. Но не настолько, чтобы взять в жены эту складную, славную и искренне преданную ему девочку. Потому что очень хорошо представлял, насколько они – разные.

– Егорыч, ты в своем уме? – поразился Петренко.– Какие, на хрен, тренировки, когда нас глушат, как…– Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.

Сэнсэй устремил на ученика взгляд, который очень точно объяснял, почему Егорыча звали – Кремень.

Петренко смешался. Как-то сразу почувствовал свое место. А с места этого сэнсэям не грубят. И решения их не обсуждаются.

Утвердив свою власть, Кремень произнес довольно мирно:

– Я сегодня к Академику ездил.

– Ну и как?

– Хреново.

– Рука?

– Рука – пустое. Люди и без руки бьются. И с отбитыми почками тоже. Инфаркт у него был, вот что. Но и это не главное…

– А что?

– Не думал я…– пробормотал Егорыч.– Ошибся, выходит…

– Да не тяни ты! – рассердился Петренко.

– Сломался Паша, вот что! – отрезал сэнсэй.– Ну, какой вывод? – спросил он через некоторое время.

– Какой? – тупо повторил Петренко.

– Такой, что любой из вас может сломаться. Ты, Валера… Выходит, недопонял я что-то…– проговорил он с досадой.

– О себе я ничего не скажу,– произнес Петренко,– а насчет Валерки ты не сомневайся. Это, Егорыч, не человек, а машина смерти какая-то. Веришь, я сам иногда его пугаюсь. Прикинь, года не прошло, как ты его взял. Причем с нуля. А он уже профи валит за не хрен делать. Его по башке железом лупят, а ему – как с куста, руки выкрутят, а он – хлоп! – и свободен! – Петренко почесал в затылке и признался.– Не понимаю я, Егорыч! Силыча завалили, Гошку завалили. Меня едва-едва не хлопнули! А он, новичок, салажонок – бац! – и кругом все лежат, а на нем – ни царапины! Почему, Егорыч?

– Карма,– лаконично ответил сэнсэй, но понял по физиономии Петренко, что для того это – пустой звук, и снизошел до примера.– Ты, Саша, грамматику знаешь?

– В каком смысле?

– Пишешь без ошибок?

– Да ну тебя, Егорыч! Я о деле, а ты…

– И я о деле.

– Как все пишу,– буркнул Петренко.– Я в институтах не учился.

– Вот именно. Учился бы правописанию, писал бы грамотно, так?

– Да на хрена мне это нужно?

– Это глупый вопрос. Но речь не о грамотности. Есть люди, Саша, которые, и нигде не учившись, все равно пишут без ошибок.

– Может, и есть,– Петренко пожал плечами, потом до него дошло.– Это ты про Валерку?

– Именно. Есть у него и нервы, и все прочее. Но, когда надо, он, как ты верно заметил, меняется. Он перестает быть.

– То есть?

– Это именно то, Саша, чему я вас учил. Не смотри на нож, которым тебя бьют, не смотри на противника, не смотри на собственные руки. Не останавливай своего внимания ни на чем. Посмотрел – остановился, остановился – мертв. Из всех вас только Паша приближался к пониманию, а у Валеры это – естественное. Его тело, ум… Он не останавливается, Саша. Такому, как он, достаточно только показать базовую технику, чуть-чуть подправить пластику, помочь избавиться от дурных привычек и схем – и все. Валера – прирожденный воин. Лет триста назад он был бы непобедим.