Александр Мазин - Слепой Орфей

Сидя в темноте на лавке за дверью, Малец слушал, как ведьма напевает, стучит и фыркает под водной плеск. Хлесткие удары сменялись бормотанием и топотом. Или повизгиванием вовсе уж нечеловеческим.

Прискучив ждать, Малец вслепую пошарил вокруг, нашел кувшин с теплым травяным чаем и выхлебал весь, пока ведьма куролесила в баньке.

Распахнулась дверь, и в облаке пара и розового света явилась замотанная в лен ведьма. Сразу сунулась к кувшину и, обнаружив, что пуст, недовольно заворчала. Однако ж нашелся еще один кувшин, а под столом – корзинка, полная всякой снеди. Но разглядеть еду Малец не успел. Ведьма цыкнула, и свеча, дотоле горевшая в баньке, погасла. Отрок забеспокоился, привстал, но хозяйка нажала ему на плечо:

– Сиди! Я тя вижу, а тебе меня – без надобности! – и запихнула ему в рот кус теплого мясного пирога. Тут только Малец понял, до чего голоден. А пирог-то вкусный до невозможности. За пирогом последовала другая еда, да под питье хмельное сладкое. Отрок ел, и ел, и ел, пока живот не раздулся.

Накормив его, хозяйка взялась есть сама. Ела шумно, чавкая и хлюпая. Малец слушал, слушал да и задремал от тепла и сытости… И свалился с лавки, больно ударясь плечом.

– Ты что? – раздалось в темноте, пока отрок спросонья соображал, где он и что.– Что балуешь?

– Упал вот,– пробормотал Малец, потирая ушибленное место.

Пошарил в темноте, отыскивая простыню, но ткань выдернулась у него из пальцев.

– Обойдешься,– заявила ведьма.– Теперь не застынешь.

В рот ему ткнулся край посудины. Да не кувшина глиняного – гладкий край, твердый. Малец нечаянно стукнул о него зубами, и чаша зазвенела. А питье оказалось горькое, с неведомым тухловатым запахом. Отрок попробовал отпихнуть чашу, но цепкая рука ведьмы охватила его плечи, мягкий горячий зверек прижался к шее. Малец оттолкнул его рукой, задел за сосок и сообразил: не зверек это, а ведьмина грудь.

– Пей! – фыркнула ему в ухо хозяйка.

Густая жидкость из посудины с гладким краем потекла по подбородку. Малец глотал, а мягкая молочная грудь ерзала у него на плече, затуляла ухо. Отроку вспомнились ровные и блестящие ведьмины зубы.

Посудина опустела, и хозяйка отпустила Мальца, отошла. А отрок вдруг обнаружил, что тьма вокруг уже и не тьма, а сумрак зеленовато-синий, в котором видятся очертания предметов и фигура ведьмы, испускающая зеленое, как у светляка, свечение. Малец поднял руку, и его рука тоже оказалась зеленой, самосветящейся.

Ведьма, монотонно бормоча, раскачивалась на одной ноге. Зеленый свет трепетал вкруг нее наподобие тонкой ткани. Вдруг ведьма подпрыгнула, как укушенная, выхватила невесть откуда бубен, замахала рукой, точно крылом, затряслась. Власы ее вспушились облаком, частый стук пальцев по твердой коже смешался со звяком бубенцов.

– Ой-ба! Ой-да-ба! Гу-у-у! – подвывала ведьма.– Шемсь, шемсь, хар-хар, у-у-у!

Припадая на хворую ногу, она вертелась и взвизгивала, а зеленый свет мерцал, как крылышки мотылька.

– Кавала, ойба-да, шемсь, шемсь, гу-у-у! И-и-и-и!..

Босые пятки неровно и часто шлепали по полу. Медно рассыпался бубен.

Малец впал в оцепенение. Только глядел, как разгорается в комнате синий ведьмовской свет. В нем померкло зеленое свечение тел, зато стала видна сама ведьма – мертвеннокожая приземистая женщина с вставшими дыбом волосьями, с раззявленным ртом, подпрыгивающая по-птичьи, трясущая телесами. Голос ее выкрикивал неведомые слова, пальцы колотили в маленький черный бубен. Вихрем моталась она по комнате, словно не было лубков на ее ноге, моталась, сотрясалась, ляскала зубами. Малец еле головой успевал вертеть.

А ведьма разыгралась не на шутку. Пихнула Мальца в спину так, что он слетел с лавки на пол, на карачки. Разбуянившаяся ведьма перемахнула чрез него, захохотала, вспрыгнула прям на спину Мальца, больно ударив пятами, соскочила, подхватила на ноги, завертела вкруг себя.

Отрок и вовсе перестал соображать, только кряхтел да охал. Комната вертелась каруселью, ведьма вопила, бубен тарахтел, свет неведомый горел все ярче…

Ведьма притиснула Мальца к стене, схватила за подбородок, вздернула его голову вверх, схватила зубами за горло и сжала так, что дыхание остановилось. Малец затрепыхался, ведьма отпустила его… и вдруг цапнула, резнула клыками, как собака, прокусив кожу до крови. Малец пискнул, но, прижатый к стене, и ворохнуться не мог. Ведьма фыркнула, провела языком, широко, от ключицы Мальца до уха, слизнув кровь. И опять подхватила, закружила, заражая своим неистовством. Малец и сам не заметил, как тоже начал покрикивать да попрыгивать в такт рывкам и уханью бубна.