Александр Мазин - Слепой Орфей

– На знала,– говорю,– что вы из уголовки.

– Я и сам не знал.– Сермаль смущенно улыбается.– Но здесь написано.

Он протягивает мне использованный авиационный билет, прямо у меня на глазах превращающийся в бурую книжечку. Я шалею. Сермаль прячет книжечку, приближается к спящему мужчине и внимательно его разглядывает. Спящий, видимо, что-то ощущает, потому что урчит и втягивает под пальто одну ногу.

Возвращается Кирилл. Хрупая битым стеклом, решительно подходит к спящему, вытряхивает его из пальто и рывком ставит на ноги. Я деликатно отворачиваюсь.

– Ах ты соколик! – ласково говорит Сермаль.

Недовольное мычание. Похлопывание ладонью по голому.

– Пусти! Пусти, твою мать! Не надо, я сказал! Ой! Ах ты…

– Надо, надо,– нежно приговаривает Сермаль.

– Любишь кататься, люби и саночки! – басит Кира.

Звук, будто щеткой чистят одежду. Суставный хруст, жалобное повизгивание.

– Окунуть его надо,– деловито заявляет Кирилл.– Давай я сделаю. Заодно и помоется.

Кирина манера бороться с синдромом абстиненции мне, увы, знакома. Натерпелась. Проникаюсь к бедолаге сочувствием, но зря.

– Нет, болярин, я сам,– говорит Сермаль.– Тут, кроме водки, еще черта в ступе. Чему учил вас, засранцев! Надень на него что-нибудь и поди вскипяти водички. Мариночка! Вы покуда спускайтесь вниз, посидите в машине, пока мы управимся.

Послушно иду к двери. Открываю и сталкиваюсь с толстой испуганной теткой в бигудях.

– Извините,– говорю машинально.

Тетка отшатывается.

– Да вы входите, любезная! – добродушный баритон Сермаля из-за моей спины.

Теткино лицо багровеет, и она, как сомнамбула, входит внутрь. Я же странствую по коленчатому коридору и неожиданно оказываюсь на кухне, прерывая оживленную беседу ее обитательниц.

– Простите,– говорю в пространство,– как мне выйти?

– Я провожу,– подскакивает ко мне рыжая, пахнущая корицей женщина. Увлекает меня в коридор и семенит впереди, покачивая круглой попкой. Уже у дверей спрашивает, округлив глаза:

– А он – кто?

– Он?

– Начальник ваш, такой высокий…

Я прикладываю палец к губам и тоже округляю глаза.

Рыжая понимающе кивает.

– И охранник у него симпатичный,– добавляет с уважением.– Борода такая интеллигентная.

Вот так тебя, Кирочка!

Через час троица уже сидит у меня в машине. Любитель малолеток после Сермалевой обработки выглядит почти прилично. И наружность у него вполне. Только очень поношенная. Однако костюмчик у него фирменный и явно не с чужого плеча.

– Дал соседке четверной,– говорит Кира.– Божилась, через час все засверкает.

– …! – комментирует любитель малолеток.

Сермаль всем туловищем поворачивается назад, берет его за припухшую щеку:

– Ну, сын земли, что ж ты при даме, а?

Любитель тупо глядит на меня через зеркало заднего вида. Постепенно глаза его оживляются.

– Пардон,– извиняется он хорошо поставленным голосом.– Близорук. Сермаль, будь любезен, отпусти мое лицо и представь меня.

Но представляет его не Сермаль, а Кира.

– Это,– басит он,– знаменитый музыкант Виктор Афанасьевич Рыбин.

– Очень приятно познакомиться,– говорю. (Не вру: действительно приятно.) – Слушала вас. Простите, что не узнала.

– Ничего-ничего,– вальяжно произносит Рыбин, берет мою руку, тянет к губам.– Я нынче…

– А это,– перебивает его Кирилл,– Марина.– После небольшой паузы, со значением: – Моя подруга.

– Хм.. да.– Виктор Афанасьевич вяло пожимает мои пальцы, которые только что собирался поцеловать, отваливается на сиденье и смолкает.

– Ну вот, болярин Кирша,– удовлетворенно произносит Сермаль.– А ты говорил: не найдем.

Кира трясет бородищей, а до меня вдруг доходит, что эти двое специально приехали за Рыбиным. Все бы ничего, да только, черт меня возьми, привезла-то их я! Вот тебе и покаталась.

Какая девочка! Какие глазищи, какие, хм… ладно. Где он только их подбирает, медведь этакий? Черт! Что за мысли в голову лезут! Это ж Сермаль! А я, блин, о бабах! Болезнь прямо! Обложили молодца, ламца-дрица… Стоп! Кто у меня вчера был? Рахим, Клепа, Рахим ганджи принес. Еще Серега с гитарой. Песню новую пел. «Город закован в камень. Город владеет нами. Властью индейских пирамид. Прахом во рвах-могилах. Взмахом звериной силы. Верных…» Как там, не помню. В общем, клевая телега. Крутая. Еще гитару он у меня оставил…

– Кирилл, у меня в комнате гитара была? В черном таком чехле? Не заметил?

– Заметил,– басит Игоев.– Успокойся.