Александр Мазин - Слепой Орфей

Когда враг остановился, Стежень наконец-то сумел его разглядеть. Тварь напоминала кадьякского медведя. Медведя-оборотня посреди превращения. Полузверь-получеловек. Стежень посмотрел на свои поднятые руки и усомнился. Разве эти руки можно сравнить с когтистыми лапами полуметровой ширины? Этакую громадину даже пистолетом не остановишь. Господи, да тут базука нужна, а не пистолет! Базука…

Только твое представление, Стежень!

Вряд ли это была базука, но нечто похожее. Длинная труба лежала на плече Глеба. Длинная и тяжелая. Но спуск оказался совсем легким, а промахнуться с десяти шагов – невозможно. Грянул гром, за плечом Стежня злобно взревело пламя, и человекозверь покачнулся от страшного удара.

Бурый понял: он предан. Еще он понял: время волшбы прошло. Пришло время мертвой смерти. Не его время. Больше Бурый ничего понять не успел.

Человек-зверь покачнулся, наклонил огромную кудлатую башку, поглядел на свой живот… А живота не было. Была огромная кровавая яма. Человек-зверь хрюкнул, уставил взгляд на Стежня с дымящимся стволом на плече, плеснул на человека собственной болью, булькнул горлом и рухнул на мостовую.

Человекозверь бесформенной тушей громоздился на камнях. Могучие мускулы обмякли, бурая шерсть потускнела. Из-под живота медленно вытекала густая темно-красная кровь и расползалась узором по впадинам между булыжинами.

Стежень отвел взгляд, посмотрел на массивные стены, на тяжелые черные ворота. Следовало что-то сделать, может быть – разрушить проклятый замок. Но как?

Пока Глеб размышлял, мостовая пришла в движение. Камни вокруг места, где лежала бурая туша, подернулись пленкой, «поплыли», и труп очень медленно, без единого звука начал погружаться вниз. Как камень – в горячую смолу. И тут же створки замковых ворот, тоже совершенно бесшумно, повернулись на бронзовых стреловидных петлях, и из арки-пасти вытек серебристый дым. Поначалу бесформенный, он под взглядом Стежня (Глеб точно знал: именно под его взглядом) постепенно обрел форму. Человеческую форму. Стежень вздрогнул: перед ним стоял Сермаль.

– Ну вот, сын земли,– глухим голосом произнес Сермаль,– вот мы и свиделись.

Стежень молчал.

– Не веришь? – Сермаль усмехнулся.– Это правильно. Не забыл, значит. Возьми, твое.

Сермаль бросил Глебу кожаный мешок. Упав, мешок громко звякнул. Причем сам мешок, а не его содержимое.

Стежень отступил на шаг.

– Боишься, воин? – насмешливо произнес Сермалъ.– Хоть глянь, что внутри!

– Я не воин! – резко ответил Стежень.

«Ты сам так сказал».

Теперь Глеб почти уверился: перед ним оборотень.

– Развяжи, не бойся,– сказал оборотень. И добавил с усмешкой: – Разве ты не победил?

«Он прав,– подумал Глеб.– Я победил».

Взглянул мельком туда, где лежала бурая туша. Нет, уже не лежала. Только гладкая проплешина на мостовой.

Наклонившись, он неторопливо расшнуровал мешок. В мешке лежала корона. Шапка Мономаха.

Теперь усмехнулся Стежень. Положил корону обратно в мешок, поднял глаза…

– Я ошибся,– сказал оборотень (или Сермаль?).– Ты и впрямь не воин, сын земли. Ты не изменился. Жаль.

– Глеб!

Стежень повернулся на окрик. Резко, всем телом.

– Марина?!

Сермаль возник рядом с ней, обнял длинной костлявой рукой.

– Я заберу ее,– сказал он грустно.– Ей нужен воин, а не… ты.

Ярость заполнила грудь Стежня. Замок, стены, тусклое небо – все подернулось рябью. Бездумный выхлест – сам воздух загудел от удара. Но Сермаль (или оборотень) даже не шелохнулся. Более того, Стежень (пустой, как проколотый мяч) осознал: его искусителю удар доставил наслаждение. Тем не менее тот повернулся и, увлекая за собой Марину, двинулся обратно, в арку ворот. Они уже входили в тень, когда Стежень опомнился и крикнул:

– Стойте! Я согласен!

Мрачный замок истаял. Прямо из него, из воздуха, из булыжников мостовой, из грубо отесанных плит нависающей стены – проступили очертания и цвета совершенно других вещей. Мостовая обратилась ковром, из серого воздуха проявилась хрустальная многоярусная люстра. Чуть позже проявился потолок, стены…

Стежень с некоторым удивлением обнаружил себя в просторной комнате, скорее даже зале, а не комнате, у края длинного стола под тяжелой скатертью, а рядом – двух мужчин в военной форме. Причем на погонах обоих красовались большие генеральские звезды. И сам Стежень тоже был в такой же форме и с генеральскими погонами (Стежень не видел, но знал) на плечах. Один из военных что-то сказал.