Александр Золотько - Правосудие любой ценой

Старушка в сторонке, к стеночке прижалась и мелко крестится. Я ей узелок подал, который она обронила, и принялся порядок наводить.

– Навел? – спросил Гринчук.

– С третьего удара, – вздохнул Браток. – Чтобы внимание к себе привлечь, типа. Мясники упали, а когда стали подниматься, я им корочку и показал. Успокоились. Тут старушка к ним обратилась. Не поверите, эти мясники белыми стали. Все видали, а такого… Они ей и про то сказали, что там у них плохо пахнет, и что спать негде, и что холодно. И про крыс, которые покойников объедают… А она свое твердит, я быстро, сыночки. Всего два денька. Чувствую, мол, на больше сил уже не хватит. Полный абзац. А из школы музыкальной, как на грех, кто-то на трубе Неаполитанский танец наяривает. И, зараза, как до второго куплета доходит – сбивается и заново начинает. Пока мы там во дворе толкались – раз десять сыграл.

Михаил к столу не вернулся. Он подошел к окну и стоял неподвижно, рассматривая что-то во дворе. Гринчук оглянулся на него, но ничего не сказал. Понятно, что Михаил беспокоится об Ирине. Ей, во всех этих проблемах с Михаилом, может быть труднее всего. Тяжелее.

– И что ты предпринял, гражданин прапорщик? – спросил Гринчук, когда Браток сделал паузу, чтобы отхлебнуть чаю.

– Я? – неуверенно переспросил Браток.

– Ясное дело – ты, – кивнул Гринчук. – Я ж тебя знаю – ты не мог все оставить в таком странном виде. Тем более что бабка поступила технически совершенно правильно.

Браток со стуком поставил чашку на стол и сердито посмотрел на Гринчука.

– Чего зверем смотришь? – осведомился Гринчук. – Я о бабке что-то не так сказал.

«Не так!» – хотел сказать Браток, но промолчал. Гринчук явно не прикалывался, а в насмешливых его глазах Браток рассмотрел еще и какую-то странную грусть.

– Формулируй, Ваня, – потребовал Гринчук. – Не таи в себе.

– Иван полагает, что говорить о старушке в таком тоне, какой выбрали вы, Юрий Иванович, не стоит, – Михаил сказал это не оборачиваясь. – Иван полагает, что бабушка поступила искренне. Иначе она и поступить не могла.

– Так, Иван? – Гринчук посмотрел в глаза Братку, и тот отвел взгляд в сторону. – Иван все еще полагает, что человек не может искренне поступить технически правильно? Чисто интуитивно выбрать единственно правильный ход?

Браток что-то пробормотал, глядя на крышку стола.

– Ваня, – засмеялся Гринчук. – Я ж ни тебя, ни старушку ни в чем не упрекаю и не подозреваю. Старушке действительно было страшно. Но ведь она могла пойти в исполком или еще куда. Могла писать письмо президенту или проситься в дом престарелых. А она пошла в морг. И поставила сразу нескольких человек в ситуацию, когда они стали искать выход за нее. Она ведь ничего такого не требовала, только места для того, чтобы спокойно умереть. Понимаешь? Если бы она просила денег, помощи, заботы – ее бы послали, да и ты на все это не слишком бы отреагировал. К попрошайкам мы привыкли. А она… Она все повернула так, что это вы, вы все начали придумывать, как выбраться из этой жуткой истории. Мы же все – существа нежные. У меня вот, например, когда слышу о женских медицинских проблемах, начинает болеть в таких местах, в которых у мужика в принципе болеть не может. А вы…

– А чего мы? – вскинул голову Браток.

– А вы себе представили, как это бабка будет сидеть в морге, среди покойников, чтобы умереть при свидетелях, чтобы не сгнить в одиночестве в своей комнате.

У Братка что-то захрипело в горле, он откашлялся и залпом допил свой чай.

– И я так полагаю, что именно ты, Ваня, принял меры к преодолению кризиса, – ровным голос подвел итог Гринчук.

– Я пообещал ей заезжать в гости каждый день, – тихо сказал Браток. – И, если что, заняться похоронами. И денег дал… Давал.

– А она отказалась, – Гринчук невесело усмехнулся.

– Да, отказалась. Говорит, что выжить без чужой помощи она может. А вот умереть…

Все помолчали.

Михаил вернулся к столу, взял оставшуюся посуду, отнес ее к мойке.

Гринчук убрал со стола сахарницу и чайник для заварки.

– Кстати, Ваня, – прервал, наконец, молчание Гринчук. – А с похоронами…

– Все нормально, – Браток посмотрел на часы. – Вот сейчас, как раз, все должно заканчиваться. Обещали всех троих похоронить нормально, без понтов, но по-человечески. Цветов я не заказывал.

– И правильно сделал, – кивнул Гринчук. – Покойнички были уродами. Но замочили их, в какой-то мере, и из-за меня. Ладно.

Гринчук хлопнул ладонью по столу.

– Кто и что делает дельше?