Дмитрий Грунюшкин - Капкан для крысы

– Спасибо за сочувствие. Я к вам чуть позже заскочу, надо тут одно дельце решить. Нет, я думаю, недолго. Маша, позаботься, чтобы нас с Игорьком никто не беспокоил, хорошо?

Сидор-младший закрыл дверь, не дожидаясь ответа, и быстрым уверенным шагом подошел к столу Игорька, взял стул за спинку, легко его отодвинул и плотно сел, закинув ногу на ногу.

«Вот передо мной сидит большой человек, уже чувствующий себя хозяином», – подумал Игорек. Он едва сдержал злорадную улыбку, предвкушая разительные перемены в этом спесивом индюке, которые произойдут с ним не далее как через две-три минуты.

– Я жду, Игорек! – напомнил о себе Петр. – Не дай Бог ты сдернул меня с места из-за ерунды! Ты уж очень постарайся, чтобы я тоже счел это архиважным.

Игорек непроизвольно вздрогнул. И голос, и ласково-угрожающая интонация, и, главное, сама фраза живо напомнили ему слова самого Сидора, старшего, а ныне покойного. Те слова, с которых начались все эти неприятности и, как говорил Дейл, изжоги. Игорек быстро взял себя в руки. Он демонстративно медленно выключил компьютер, постаравшись, чтобы Петр заметил, какие «глобальные» проблемы Игорек решает с помощью своего «навороченного» Пентиума.

– Я не знаю, – начал он, выдержав мхатовскую паузу, – стоит ли нам высекать искры, сталкиваясь лбами. При нынешнем положении от этих искр может вся фирма сгореть. И мы оба спалимся вместе с ней. Так что, может, нам лучше не наезжать друг на друга, крутизной не меряться, а перейти к конструктивному диалогу?

– Чего ты хочешь? – уже спокойней спросил Петр. Игорек его озадачивал. Что-то новое, странное, звучало в его голосе. Что-то такое, что настораживало и не давало относиться к нему, как к ничтожному сопляку. Либо он умело блефует, либо в его рукаве на самом деле припрятан какой-то козырь. И это надо было узнать как можно быстрее.

– Я хочу продолжать трудиться в фирме и приносить большую пользу ее хозяину, – откровенно признался Игорек. – Я думаю, что это у меня неплохо получалось раньше и будет получаться в дальнейшем все лучше и лучше. И еще я думаю, что так оно и будет.

– А я очень сомневаюсь, что так оно и будет, – не сдержал сарказма Сидор-младший. – Я не уверен, что ты будешь приносить мне большую пользу.

– За что ты меня так не любишь? – театрально вздохнул Игорек. – Ничего плохого я тебе не делал, вроде бы. Верой и правдой служил твоему родителю, царствие ему небесное, приумножал его богатства, избавлял от неприятностей с законом. А вот поди ж ты, невзлюбил меня сынок. Завидуешь что ли? Так я твоих денег не брал, дорогу не перебегал, и на место твое не претендовал никогда.

– Ну не нравишься ты мне. Не нра-вишь-ся! – отчеканил Петр.

– И ладно, я же не доллар, чтобы всем нравиться. В общем-то, это не так уж и важно. Лучше было бы, конечно, договориться именно с тобой, но, по большому счету, не обязательно ведь работать именно на тебя. Клином свет на тебе не сошелся.

– Вот и я советую тебе другое место работы подыскать.

– Да зачем же? – деланно удивился Игорек. – Меня это предприятие вполне устраивает.

– Не понял? – напрягся Петр.

– А что тут понимать? С чего ты взял, что ты уже владелец компании? Об этом уже в новостях что ли объявили? Я, например, ничего такого еще не слышал.

– Что ты городишь?! – голос Петра почти перешел в крик.

– Да не волнуйся ты так, а то «кондратий» хватит. Помнишь, я тебе про папин сюрприз намекал? Я ведь не прикалывался, не тот день и случай, чтобы хохмить и разыгрывать. Все очень серьезно.

– Хватит волынить! Выкладывай уже!

– Ладно, – пожал плечами Игорек. – Крепись, парень. Ты, надеюсь, в курсе личной жизни своего отца? Я имею в виду, последнее время.

– Ну?

– То есть ты знаешь, что он достаточно давно и серьезно общался с одной девушкой.

– С этой, как ее… Аня, что ли?

– Точно. Значит, то, что я тебе покажу, ты оценишь правильно и не будешь говорить, что этого не было.

С этими словами Игорек открыл лежавшую на столе папку, достал из нее несколько листочков и протянул их своему собеседнику. Тот взял их неуверенно, как гранату со снятой чекой. По мере того, как он их читал, с ним происходили разительные перемены. Сначала он побледнел, потом на щеках выступили пунцовые пятна, а руки начали подрагивать, сначала чуть-чуть, потом все сильнее и сильнее. Наконец, он отложил в сторону документ, в верхней части которого красовалась надпись «Завещание», и, откинувшись на спинку стула, едва слышно пробормотал: