Валерий Горшков - Фраера

– Набрось на себя что-нибудь из одежды, прикрой за мной окно и ни за что не смотри в эту сторону! – бросил я напоследок, зажимая зубами тяжёлую адскую игрушку, и, намотав на руку верёвку и повернувшись спиной к переборке, стал выбираться наружу…

В середине восьмидесятых годов, ещё до службы в ВМФ и своего последующего увлечения бодибилдингом, я всерьёз хотел стать пожарным. В течение двух лет в группе ровесников, без затей именуемой «Юный пожарник», усиленно тренировался в расположенном недалеко от дома специальном учебном центре «белых касок», постигая все профессиональные хитрости этой опасной мужской профессии.

Одним из самых сложных элементов тренировки, всегда выполняемым исключительно со страховкой, был брандмейстерский альпинизм. Обмотавшись верёвкой, мы на специально выстроенной пятиэтажной блочной стенке осваивали технику спуска и подъёма к охваченному пламенем окну.

Не скажу, что я очень уж преуспел в этой дисциплине, но, по крайней мере, у меня получалось не хуже, чем у остальных…

Выбравшись наружу, я опёрся ногами о металлический корпус «Белой акулы», стараясь не сорваться и не повиснуть, как боксёрская груша. Спустился на полтора шага вниз, ухватился за верёвку левой рукой, а в правую взял зажатый зубами пистолет.

Через прикрытый Машей иллюминатор я отчётливо слышал, как доносящийся из холла настойчивый стук сменился сокрушительным ударом, под которым хрупкая дверь каюты с треском капитулировала и распахнулась…

А потом увидел, как в спальню, с перекошенным от ярости лицом и кровоточащей раной на затылке, держа перед собой автомат «узи», ворвался хоть и изрядно помятый, но вполне живой громила Жак.

Впрочем, я и не рассчитывал, что удар пустой бутылкой от «Мадам Клико» надолго выведет его из игры. Как говорится в одной старой поговорке, были бы мозги – было бы и сотрясение…

Вслед за барменом в дверном проёме, к моему немалому удивлению, показалась пышная, явно силиконовая, грудь красотки Барби, подружки надравшегося в стельку толстозадого итальянца. В её наманикюренной ручке тоже находился ствол – тяжёлый восьмизарядный «люгер».

Вот так сюрприз! Значит, и девица заодно с грабителями…

– Где он?! – едва не исходя слюной от всепоглощающей злости, прошипел сквозь зубы Жак по-английски, толкнув Машу кулаком в грудь. – Где твой проклятый качок?!

– Он… его здесь нет, – отступив назад и вжавшись в отделанную под дерево стенку каюты, чуть слышно пробормотала Мария. Все её тело сотрясала крупная дрожь. – Он ушёл, пока я спала…

– Обыщи там! – обернувшись к грудастой блондинке, бармен нервно кивнул на расположенные за её спиной апартаменты. Но девица даже не пошевелилась. – В чем дело, ты плохо расслышала, что я тебе сказал?!

– Утихомирься, Жак, сучка говорит правду, – ровным тоном парировала Барби. – Там негде прятаться, кроме душевой комнаты и туалета. Но в них никого нет, я уже проверила. Её дружок шляется где-то по яхте с твоим пистолетом. Ты до сих пор езде хочешь заняться этой тощей девицей?

– Да! – буквально поедая налившимися кровью глазами испуганно забившуюся в угол Машу, прорычал бармен. – Но это не займёт много времени! Если качка здесь нет, значит, он наверху, и им займутся толстяк с Филиппом… Бежать ему некуда. А ты, на всякий случай, пока постой там, у входа. Мне хватит пяти минут, чтобы отыметь во все места эту щёлку!

Медленно опустив «узи» на привинченный к полу стул, подонок, то и дело облизывая губы, медленно направился к плачущей Маше.

С трудом сдерживаясь, чтобы раньше времени не сорваться и не испортить все, я крепко сжал зубы, сильнее упёрся ногами в корпус яхты и взял на мушку упивающегося своей безграничной властью над беспомощной, испуганной девушкой, исходящего похотливой слюной громилу.

Секунду понаблюдав за происходящим и покачав головой, Барби вышла из спальни.

– Я буду на палубе, у наружной двери! – донеслось из холла.

– Ладно… проваливай… – облизнулся целиком поглощённый предстоящим удовольствием бармен.

Убить человека очень трудно, но в данной ситуации я не испытывал ни малейших терзаний.

Задержав дыхание, быстро прицелился и уверенно потянул за упругий курок «игла».

Громила рухнул мгновенно, словно сбитая точным ударом боулингера деревянная кегля. Пробив стекло иллюминатора, девятимиллиметровая пуля со стальным наконечником вошла точно в ухо.