Евгений Сухов - Государственный преступник

Красноперов не возражал.

В больнице его привели в светлую комнату в два окна с железной кроватью под мочальным матрацем и двумя подушками. Белье было чистое, байковое одеяло совершенно новым.

— Ежели вам что-нибудь будет нужно, — с улыбкой сказал комендант, — папирос там, сигар, то вам стоит только написать мне записочку, и я немедля вам это пришлю.

Поначалу Красноперова абсолютно никто не беспокоил. Ну, разве что гарнизонный солдат, выставленный у дверей, который ночами ходил взад-вперед и своими сморканиями и кашлем мешал спать, да сумасшедший диакон за стенкой, который время от времени, как днем, так и ночью, возглашал кому-то густым басом «многая лета».

Через три дня к Ивану Марковичу еженощно стали являться полицмейстер и жандармский капитан с одним неизменным вопросом:

— С кем вы приезжали в Вятку?

Несколько раз Красноперов отзывался незнанием. Наконец, когда сии ночные посещения ему страшно надоели, он сказал фамилию, первую пришедшую на ум:

— Соловьев.

— Какой Соловьев? Его имя, отчество? Какого он роста? Каков собой: брюнет, блондин, с бородой или без оной?

— Кажется, брюнет, — ответил Иван Маркович лишь для того, чтобы ночные посетители отвязались от него. — И довольно высокий. Имени не помню.

Три дня его не беспокоили, и Красноперову удалось, наконец, отоспаться. На четвертую ночь вновь пришли господа полицмейстер и капитан:

— Соловьевых в Средневолжске четверо, и все они довольно высокого роста. Который из них настоящий?

— Не припомню, право, — ответил Иван Маркович.

— Хорошо, — ответил полицмейстер, и они вышли.

Однако этим дело не кончилось. Скоро к Красноперову вновь пришли те же чины и объявили, что ни один из средневолжских Соловьевых в Вятку не ездил.

— Нехорошо лгать, господин студент, — нравоучительным тоном попенял ему полицмейстер, — мы к вам всей душой, а вот вы к нам совсем другим местом.

На следующий день явился комендант и велел Ивану Марковичу «следовать за ним». Его усадили в извозчичью пролетку, комендант сел рядом, и они в сопровождении верхового казака двинулись в недолгий путь. Подъехав к большому и мрачному каменному зданию, стоявшему особняком на самом крутике реки Вятки, они вышли. Двое караульных, вышедших навстречу, взяли Красноперова под белы рученьки и провели до внутреннего дворика, где стояли солдаты с ружьями наперевес. С Ивана Марковича сняли шубу, затем пиджак и брюки. «Все, — мелькнула у него мысль, — сейчас эти солдаты расстреляют меня». Он зажмурил глаза, но залпа не последовало. Солдаты только клацнули затворами. Ему сунули в руки пиджак и брюки и повели каким-то длинным коридором, освещенным единственно ночником. Наконец вошли в камеру, узкую, грязную и вонючую. Вдоль одной стены во всю ее длину тянулись нары. Более в камере, ежели не считать загаженной деревянной параши, ничего не было.

Едва он успел оглядеться, как в камеру вошли полицмейстер, комендант, жандармский капитан и тюремный смотритель.

— Знакомьтесь, — произнес полицмейстер, обращаясь к смотрителю. — Это господин Красноперов. Он хотел в Вятке революцию устроить.

Смотритель, зло сверкнув глазами, хмыкнул и бросил Ивану Марковичу арестантскую одежду с тузом на спине:

— Одеваться!

— Вот какие дела, — словно оправдываясь, сказал комендант. — Ну, да вы сами виноваты, господин студент. Мы с вами были предельно любезны, добры, а вы в благодарность…

Он притворно вздохнул.

— Что ж, желаем приятно провести время, — съехидничал полицмейстер, и вся камарилья покинула вонючую камеру. Дверь с внешней стороны заперли на засов, и все стихло. Красноперов, дабы проветрить камеру, открыл было крохотное оконце, выходившее в острожный двор, но из него потянуло такой вонью, исходящей от дворового клозета, что он вынужден был прикрыть его.

Утром ему выдали для умывания воды в жестяной кружке. Кое-как умывшись над парашей, Красноперов утерся серым рукавом арестантской робы и принялся ждать утренний чай. Ожидание продлилось до обеда, когда ему принесли какой-то темной бурды с жилами на дне и ломоть черствого хлеба. Иван Маркович с трудом проглотил «обед» и бросился на нары, в щелях которых стаями гнездились клопы.

Так прошел месяц, в течение коего Красноперов успел переболеть дизентерией, прочитать в тюремной больничке только что вышедший в «Современнике» роман своего кумира Чернышевского «Что делать?», иметь честь принять у себя вятского архипастыря Агафангела и поссориться с тюремным батюшкой о. Михаилом. Один раз в день Ивана Марковича выводили гулять в тюремный двор, всякий раз перед этим разгоняя остальных арестантов по камерам, дабы он совершал свои прогулки в полнейшем одиночестве, что приводило всех насельников острога в крайнее любопытство.