Евгений Сухов - Последний в черном списке

И на третий день ему повезло. Сидя в своем автомобиле, припаркованном на противоположной от дома Старцева стороне улицы, Елизаров заметил, как к подъезду подкатил новенький «Ниссан» цвета морской волны. Из салона выбрался парень с коротко стриженными темными волосами, но входить в дом он не стал, а, достав мобильник, принялся звонить. Первым порывом Владислава было выйти из своей машины, но он сдержался. Парень сунул мобильник в карман, а уже минуты через две после этого из подъезда вышел Старцев. Елизаров заметил, что бывший парень его дочери в заметном подпитии. Ребята обменялись рукопожатием, и Егор забрался на переднее пассажирское сиденье «Ниссана». Его товарищ занял место за рулем.

Автомобиль тронулся с места, и Елизаров последовал за ним. Он старался держаться на приличном расстоянии от преследуемых, так, чтобы они не смогли заметить слежки, и в то же время не отпуская их слишком далеко.

«Ниссан» свернул на проспект и несколько кварталов ехал прямо, пока не достиг Парка Победы. Затем ушел вправо и, проехав по улице, выбрался на Кольцевую. Елизаров старательно держался за ним. Наконец интересующий его автомобиль остановился у кафе «Элегия». Старцев и второй парень зашли внутрь. Елизаров немного поколебался и двинулся за ними. Вероятность того, что Егор мог знать его в лицо, была ничтожно мала, а об остальных и говорить не стоило.

Кафе было небольшим, но уютным. По обе стороны от столов располагались кожаные диваны с высокими спинками, где посетители чувствовали себя крайне уютно. Молоденькая официантка с длинными светлыми волосами проворно сновала по залу от одних клиентов к другим и принимала заказы. Елизаров бегло осмотрелся и заметил тех, кто ему был нужен. Их было четверо, и они занимали дальний столик у окна. Старцев, тот самый парень, что был за рулем «Ниссана», высокий сухощавый блондин в дутой спортивной куртке и рыжий атлет с раскосыми глазами. Блондин и рыжий пили пиво из высоких бокалов. Егор, лучезарно улыбаясь пьяной улыбкой, делал заказ склонившейся к нему официантке. Блондин угостил парня из «Ниссана» сигаретой. Сказал что-то ему, и они оба рассмеялись. Рыжий перевел взгляд за окно.

Никаких сомнений у Елизарова больше не осталось. Перед ним, бесспорно, была та самая четверка, которая грубо и, как получается, безнаказанно надругалась над его дочерью. Стоя в центре кафе и пользуясь тем, что на него никто пока еще не обратил внимания, Владислав отстегнул с пояса сотовый телефон, поднял его на уровень лица и, делая вид, что ищет в электронной записной книжке нужный ему номер, несколько раз сфотографировал всех четверых, максимально приближая изображение. Затем занял место за столиком спиной к Егору и его друзьям. Видеть их Елизаров теперь не мог, но зато отлично слышал каждое произносимое ими слово.

— Что-нибудь еще? — любезно поинтересовалась официантка у Егора.

— Пока все, куколка. А там посмотрим…

Официантка отошла от их столика и остановилась возле Елизарова. Перевернула лист блокнота.

— Что будем заказывать?

— Кофе, — ответил Владислав. — Черный и без сахара.

При этом он даже не смотрел на нее, весь обратившись в слух. Нервно курил сигарету и чувствовал мощный выброс адреналина в кровь… Они были совсем рядом. Носок с монетами лежал в кармане плаща. Вскочить, наброситься на них и, не задумываясь, молотить направо и налево… Искушение было слишком велико.

— Может, отложим священную субботу? — предложил Егор, и Елизаров обратил внимание на то, как заплетается у него язык. — Я, честное слово, что-то не в форме.

— А кто тебя просил кирять с самого утра?

— Не в кире дело, Паша. Меня вообще последние несколько дней жестко плющит. Может, свалить куда-нибудь из города?

— Ну, все. Конкретно закис наш кореш, — голос говорившего звучал особо презрительно. — Может, лучше в монахи, Егор? Верняковое дело. И отпустит сразу.

— Да пошел ты.

— А я, кстати, поддерживаю Егора, — включился в разговор четвертый собеседник.

— В смысле? Тебя тоже плющит?

— Нет. Я про священную субботу. Перенести ее было бы толково. Мне на недельку надо на Сицилию смотаться. К отцу. Очень уж просил папик. Отказать — неудобняк. Да и вообще я давно уже никуда не ездил. Перенесем, действительно, на недельку?

— Мне по шарабану, — голос, насколько мог судить Елизаров, принадлежал тому, кого Егор назвал Пашей. — Какая, хрен, разница, когда оттянуться. Можно и через недельку, можно и через две… Толкни мне пепельницу, Андрюха.