Виктор Гончаров - Записки наемника

– Одного из наших свидетелей, – говорит журналист, – просто под артобстрелом привязали к дереву и сказали: «Ну и стой тут, пока тебя не убьют свои же». Их подозревают в том, что они боевики либо корректировщики огня. Вот такие дела, братишки…

…Ночью Киреев привез на грузовике цинковые гробы. Мы должны перегрузить наркотики в них. Мне становится не по себе. Киреев идет на все… Мы загоняем грузовик между двумя домами и перемещаем наркотики из апломбированных снарядных и патронных ящиков в цинковые гробы. Киреев запаивает их. Он паял, а я стоял «на часах». Попросту, на стреме. Мы запаяли последний гроб. Всего их вышло три штуки, а мешок с героином, который Киреев уже не мог втиснуть в гроб, он выбросил в канализационный люк.

Нам дают вертолет. Мы грузим гробы с журналистами и улетаем в Моздок. Киреев, опять воспользовавшись своим удостоверением, выбивает транспортный самолет для перелета в Ростов-на-Дону. Он связывается по телефону со своими дружками в этом городе, и те готовят нам встречу. Журналисты летят с нами, поэтому вовсю помогают нам, выступая в роли грузчиков.

В Ростове-на-Дону Киреева встречают люди в военном и штатском. У них две грузовые машины.

Киреев спрашивает у меня, что я намерен делать дальше.

– Знаешь, продавай ты свой товар сам, я отказываюсь…

– Но у тебя выход на Тимура! – уговаривает меня Киреев.

– Я не хочу быть предателем до конца. Перед Яраги. Мне Тимура надо вывести на чистую воду. По-моему, ты останешься не в накладе, если я откажусь.

– Ладно, – успокаивается Киреев, – езжай в свой Минск. Но возьми ты с собой хоть немного, ведь всем позарез нужна капуста…

Мы едем в ночь на грузовых машинах. Попадаем в военную часть. Разгружаем гробы и переносим их на склады с оружием. Сюда никто не сунется.

Один гроб мы везем на квартиру в городе, адрес которой указывает Киреев. Грузовик с военными уезжает, а мы с Киреевым тащим гроб килограммов под сто, если не больше, на шестой этаж. Дверь открывает миловидная Женщина. Она вначале улыбается при виде мужчин, а потом хватается за голову, когда мы проносим в квартиру длинный, укутанный брезентом «ящик».

– Ничего, Маруся, потерпи… – шепчет Киреев. – Дверь на ключ, а эмоции под юбку.

Он берет большой кухонный нож и вонзает в крышку гроба. Вырезает прямоугольник, отгибает его и – резко отшатывается! Комната мгновенно наполняется трупным смрадом. Я заглядываю в проделанное отверстие и вижу шоколадного цвета пузырящуюся плоть человека…

– Подменили! Кто? – Киреев вцепляется руками в волосы. – Неужели и в тех двух гробах трупы?

– Грузим назад! – говорит Киреев после длительной паузы. – Пока не рассвело, избавимся от этого дерьма.

– Может, Киреев, для тебя это и дерьмо, а для меня это солдат, воин, – я чеканю слова и пальцы мои сжимаются в кулаки.

– Это дерьмо, дерьмо! – едва не вопит взбешенный Киреев.

Я совершаю прыжок и что было силы ударяю с разворота ногой в ухо Кирееву. Он падает на ковер и остается там лежать, потряхивая головой. Жена его, или б…, вопит, чтобы я его больше не бил.

В эту минуту мне нечем убить Киреева, а руками или ногами мне делать этого не хочется. Омерзительно прикосновение к нему. И я сам себе омерзителен. Мы с Киреевым в большей степени трупы, чем труп девятнадцатилетнего парня в цинковом гробу.

…Прослушивающее устройство я оборудовал в коридоре, где располагался офис Гершеновича. Это было просто. Открыл щит, нащупал клеммы и присоединил маленькие проводки от миниатюрного передатчика. Передатчик спрятал в нише. С первого взгляда, если открыть щит, нельзя заметить, что здесь установлено прослушивающее устройство. Затем я прошел на последний этаж здания и вышел в чердачное помещение. Всюду валялись пустые бутылки и окурки. Я нашел за трубами укромное местечко и решил, что именно отсюда буду вести прослушивание. Даже если на чердачное помещение забредут любители «раздавить» бутылочку, за трубами к конце чердака они меня не заметят. Сюда я приду завтра, а если понадобится, то и послезавтра.

На следующий день, захватив с собой батарею бутылок пива, я восседал на чердаке в наушниках.

Ровно в девять в офисе появился Гершенович, который принялся обзванивать своих друзей и знакомых. Говорил он всякую ерунду, хотел занять денег, жаловался на секретаршу, которая его обдирает, как липку. В разговоре с одним из своих дружков Гершенович сказал:

– Дочь тоже хороша: связалась с чеченцами и отца родного позабыла. Есть у нее чучмек один, богатый, но я его давно сдал. Его пасут и наши кэгэбэшники, и ребята из ФСК. Так поверь, они доят этого чеченца, как только хотят. Он отстегивает буквально всем. Короче, его уличили, и теперь он работает на аппозицию… Я дочери приказал с ним больше не водиться! А замуж пусть идет за одного лоха; он сейчас там, где стреляют. Если, конечно, чеченцы его не шлепнут…