В дверях спальни появился Гершенович с дробовиком наперевес.
– Вы уже проснулись? Ну так подъем, надо продолжить. Вставай, Леночка, сваргань нам чего-нибудь горяченького, а я уже бабу послал за водкой.
…Мне пришлось долго отказываться от продолжения застолья, я совсем было уже оделся, чтобы уйти, но Гершенович был очень настойчив. Наконец, он уговорил меня, но только мы уселись за стол и выпили по одной, как в дверь позвонили. «Точно милиция», – подумал я. Гершеновича с первой рюмки развезло, он стал необычайно смелым, отставил ружье в сторону и пошел открывать. Я ожидал услышать сухие и краткие вопросы служителей порядка, но в прихожую шумной толпой ввалилось несколько человек.
– А! Беслан? Дорогой! Что у тебя с глазом? Подрался? И ты тут, Яраги! А где Сулейман? Вот он! Хорошие мои, как я вас люблю… – в прихожей началось пьяное лобызание.
Я выглянул в дверь. В прихожей покачивались пьяноватые низкорослые молодые люди со смуглыми лицами. Одеты они были в кожу, вельвет и кримплен. На головах – одинаковые, шоколадного цвета норковые шапки.
Кто это? Цыгане? Чеченцы? Неожиданные гости снимали кожаные куртки, стаскивали сапожки и в шерстяных носках шествовали прямо в зал. Я для пущей уверенности потрогал пистолет за поясом и застегнул нижнюю пуговицу на пиджаке, чтобы оружия не было видно.
По очереди гости подали мне руку и назвали свои имена:
– Сулейман!
– Яраги!
– Беслан!
Я тоже назвал себя.
Под глазом у Беслана красовался шикарный синяк. Нет ничего удивительного в том, что в чеченце, который представился как Беслан, я узнал вчерашнего шулера-заломщика.
Он тоже сразу узнал меня. Других я помнил смутно, кроме крепкого Яраги, который разбил мне губу и чуть не оторвал ухо.
– Послушай, Юра, – сказал, наклонившись ко мне Беслан. – Я же не знал, что это ты!
– А кто же это был? – спросил я, наливая из бутылки каждому по рюмке.
– Ну, извини… – сказал парень.
– Так вы что, действительно чеченцы? – поинтересовался я.
– Да, а что? – спросил Беслан. – Так ты меня прощаешь? Я же говорю, извини?
Извинение из уст чеченца было для меня новостью.
– А денег я тебе дам, сколько захочешь… – еще раз сказал Беслан. Он был полноват, а руки у него – удивительно пластичные.
Не успели мы напиться, как снова затрезвонили в дверь. Лена щелкнула замком, и тут в прихожую вломился мужчина крепкого телосложения.
– Папа! Тимур! – вскрикнула Лена.
Дочь Гершеновича забыла посмотреть в глазок. Тимур тем временем, не снимая кожаной куртки, прошествовал в зал и крикнул (но нельзя было понять, дурачится он или его надо воспринимать всерьез):
– Стоять, смирно! Родина в опасности! Почему вы не там, где ваш народ?
– Где Настя? – спросил Гершенович. Указательным пальцем Тимур показал на меня.
– Анастасия мертва! Этот ее убил!
– Где она? Куда ты ее дел?
– Ее уже нигде нет. У меня есть знакомый в морге.
– Что?
Гершенович заплакал. А как еще он мог поступить в данной ситуации? Надо было играть в спектакле до самого конца.
– Чего ревешь, как женщина?
– Я ее любил, – простонал Гершенович.
– Я тоже ее любил, и Беслан ее любил, и Яраги ее любил, и вот этот ее любил, – указал Тимур на меня. – А, кстати, где мой пистолет?
Вопрос был явно адресован мне.
– Выбросил его в Свислочь, – сказал я как можно более спокойней и уверенней. Тон, которым я это произнес, не оставил у Тимура сомнений в правдивости моих слов.
– Жаль. Хороший был пистолет. Лучше оставил бы его себе.
– Так я его и оставил, – еще более спокойней и уверенней произнес я.
– Правда? – обрадовался, как ребенок, Тимур. – Тогда, пожалуйста, верни мне его… – сразу позабыл он свое пожелание.
– Надеюсь, ты больше не будешь тыкать мне пистолетом в затылок? – Я протянул оружие Тимуру: пистолет отдельно, магазин – отдельно.
Тимур тотчас вставляет магазин в рукоятку и передергивает затвор. Я весь напрягся. Гершенович все еще плачет.
– На, лучше застрелись, раз ты такой несчастный, – говорит Тимур и протягивает Гершеновичу пистолет.
Гершенович берет оружие и подносит его к собственному виску. Я вижу, как палец его на спусковом крючке дрожит.
– Ты не мужчина, ты даже застрелиться не можешь… – бурчит Тимур. В это время сухо лязгает курок. Лицо Гершеновича застыло, рука судорожно вцепилась в рукоятку оружия. Неожиданно он вскакивает и изо всех сил бьет Тимура стволом пистолета по зубам. Тимур отпрянул, зацепился за ковер и грохнулся на пол. Чеченцы загоготали. Очевидно, подобные сцены им были не в новинку.
Читать дальше