Алан Алтьери - Человек со стороны

Патрульная машина карабинеров медленно выехала из-за угла. Яркий луч подвижного бокового фонаря выгонял темноту из щелей между стоящими автомобилями. Лидия, сжимая в руках мокрые окровавленные тряпки, присела за машиной. Луч прошелся над ее головой и пополз дальше.

Опасность !

И все же, в хождении по острию ножа, по краю пропасти, в игре с опасностью был какой-то неосознанный соблазн. Что-то эротичное, как в запретных фантазиях, порождаемых подсознанием.

Лидия подняла с пола тонкую льняную простыню и накрыла ею Дэвида. Сильно дунула на свечу.

Пустая комната погрузилась во тьму.

— Санитар! Санитар! Бог мой, есть здесь кто-нибудь живой? Санитар!

Белотти колотил металлической миской по решетке камеры.

— Санитар! Эй, кто-нибудь!

Узловатая рука просунулась сквозь решетку и словно тисками сдавила запястье, не давая стучать. Рука принадлежала сержанту Родольфо Скьяра, отдел убийств, полицейское управление Милана.

— Заткнись, Белотти. Иначе, я войду и заткну тебе пасть!

— Я не намерен терпеть такое издевательство! Я хочу поговорить с моей женой! Хочу связаться со своим журналом! Хочу поговорить с моим адвокатом!

Скьяра с силой вырвал у него из руки миску и бросил за спину, где она загремела по полу коридора.

— Может, тебе еще священника для исповеди, тарелку спагетти а-карбонара и плакат с видом Капакабаны?

Белотти, вырвав руку, отскочил вглубь камеры. Скьяра смотрел на него с брезгливостью. На журналисте была казенная роба из серой фланели, измочаленной многочисленными стирками, размера на три больше. Его лица не признала бы и мать родная. Из-за сломанной переносицы вокруг глаз расплылись сизые круги, сильно распухшую шишку, которая когда-то была его носом, закрывала узкая белая повязка.

— Вы не должны так поступать со мной! — крикнул Белотти. — У меня есть права!

— Твое единственное право — заткнуться и не доставать меня.

— Сукин сын! Фашист!

— Ага! Тяжелое оскорбление официального лица при исполнении им служебных обязанностей!

— Ты мне за все заплатишь, Скьяра! Ты не знаешь, с кем имеешь дело!..

— Ты посмотри! Еще один почетный член славной партии «ты не знаешь, кто я такой». — Скьяра рассмеялся ему в лицо. — Ошибаешься, Белотти. Я хорошо знаю, с кем имею дело. Ты из тех, кто верит, что он хитрее всех. Ты тот, кто подделывает пропуска для прохода в здание суда, кто подделывает ключи, кто постоянно врет. И за чьей мордашкой святой невинности срывается грязный мафиозный убийца.

— Скьяра, ну послушай… — Белотти чуть не плакал. Голос его зазвучал умоляюще. — Один звонок. Только один. Ну что для тебя значит один звоночек, а? Никто не будет знать…

— Я буду знать! — гаркнул Скьяра. — Это мне приказано отвечать за тебя и твою безопасность.

— Скьяра, я прошу тебя, помоги мне. — Белотти вновь подошел к решетке. — Помоги мне, ради всего святого!

— Ты продолжаешь действовать мне на нервы, Белотти. Может, ты, действительно, плохо себя чувствуешь? — В голосе полицейского прозвучало сочувствие. — Может быть, для твоего же блага, для твоей безопасности надеть на тебя смирительную рубашку? И засунуть между зубов резиновую капу…

Белотти побледнел и отскочил от решетки.

— … а потом дать тебе десять тысяч вольт, для поднятия тонуса? — завершил фразу Скьяра, повернулся и пошел прочь по коридору.

Белотти остался стоять, с хрипом глотая воздух. Обвел глазами камеру. Металлическая кровать, металлический стол, металлический стул. Павильон Браски, тюремный блок Центрального госпиталя. Его поместили в ту же камеру, откуда Кармине Апра вышел на свидание с пулей.

Каларно. Это все Каларно! Эта сволочь…

Белотти бросился к кровати, упал на смятое одеяло. Он должен выйти отсюда. Любой ценой!

В противном случае для него тоже придет последнее свидание.

— Это было, словно почва разверзлась и поглотила его.

Бригадир Джорджио Палмьери осушил несчетную за день чашечку кофе и покачал головой.

Андреа Каларно оторвал взгляд от кусочка ночного неба, видневшегося из окна кабинета. Он сидел на краешке своего письменного стола, по-прежнему заваленного бумагами.

Дэвид Карл Слоэн, человек подполья. Вот уже два с половиной дня, с момента первого выстрела, как киллер поставил в дурацкое положение тысячи полицейских, карабинеров, агентов финансовой гвардии, других специальных служб и вооруженные силы итальянского государства.

Бригадир Антонио Де Сантис, стоящий радом с Палмьери, не глядя на Каларно, сказал: