Кирилл Казанцев - Ставок больше нет

– Вот в общем-то и все... – Рассказ Скопцова занял не так уж много времени.

– То есть... – решил было что-то уточнить Михайлов, но только Василий остановил его коротким и энергичным жестом:

– Подожди! Получается так, что вся эта операция по изъятию Мацкевича была с самого начала спланирована самым тщательным образом. И, кстати, в другой обстановке этот план должен был бы сработать безукоризненно. Но... Как говорится, пошла непруха... И все покатилось под откос, вышло из-под контроля у этого... выдумщика.

– И тебе известно, кто он такой?.. – Игорь в ожидании ответа даже дыхание затаил.

– Я не уверен до конца, – замялся Скопцов. И вдруг задал вопрос, который, как показалось Михайлову, никакого отношения к происходящему разговору не имел: – Скажи, со мной там, в камере... работает ваш человек? Или чей-то еще?

Опер смущенно отвернулся. Нет, он, конечно же, прекрасно знал, что Скопцов, а если уж говорить точнее, камера, в которой он находился, прикрыта... Но обсуждать такое... тем более с человеком совершенно посторонним... Этому противилось все естество сыщика, воспитанного на положениях приказа...

– Ладно, – правильно понял Василий сомнения собеседника. – Хочешь, я сам попробую угадать?

И Скопцов назвал фамилию. Реакция Михайлова была красноречивее всяких слов.

– Я так и думал, – удовлетворенно резюмировал Василий.

– Как догадался? – насупившись, спросил Игорь.

– Это было не так уж и сложно, – ответил журналист. – По характеру поставленных вопросов. Того, в камере, не интересуют подробности преступления. Ставивший ему задачу человек знает, что я в этой истории не при делах.

– И что же его интересует?

– Есть один предмет. – Василий все еще сомневался, стоит ли ему перекладывать на себя функции многочисленных милицейских служб. Да и как бы он ни убеждал самого себя в том, что ему ошибка сыщиков безразлична, какая-то обида все равно имела место...

Но в конце концов победило чувство долга. Скопцов не хотел, чтобы мразь, которая, собственно, и закрутила весь этот хоровод, ускользнула, пустилась в бега, осталась безнаказанной.

– Короче, Игореха, есть еще один нюанс, о котором я тебе пока не говорил, – начал он, зачем-то оглянувшись на плотно закрытую дверь, как будто тот, о ком шла речь, мог в любую минуту ворваться в следственный кабинет.

– Это Сумин?.. – послышался приятный и бодрый женский голос в трубке телефона. При этом совершенно незнакомый.

– Что?! – Начальник областного розыска даже растерялся немного – никаких звонков он не ждал. А тут...

– Простите, но ведь я разговариваю с Федором Михайловичем Суминым? – встревожилась невидимая женщина.

– Да, совершенно верно, это я! – признался полковник.

– Слава богу! – обрадовалась его собеседница. – Я – ассистент профессора Дубинина.

Сказано это было таким тоном, что сразу становилось ясно – не слышать о профессоре Дубинине может только полный идиот. Не желая признаваться в собственной глупости, Федор Михайлович пробормотал:

– Чем... кхм... обязан?..

– Дело в том, – зачастила женщина, – что в отделении нейрохирургии двенадцатой городской больницы находится больной... Так вот, он просил немедленно с вами связаться! Говорит, что дело очень срочное! Очень!

– Да? И что же это за больной? – без особого энтузиазма поинтересовался Сумин.

– Поступил как неизвестный... Ну, был без документов и в бессознательном состоянии! А сейчас говорит, что он – лейтенант милиции Решеткин... Или Решетов?.. – сама у себя спросила женщина.

– Может, Решетилов?! – Федор Михайлович приподнялся в кресле. Только сейчас он вспомнил, что уже почти сутки не видел молодого опера.

– Да, точно! – возликовала женщина. – Решетилов!

– Что с ним?!

– Черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга...

– Вы говорите, двенадцатая городская?! – Сумин уже был полностью на ногах.

– Да, отделение реанимации...

– Я немедленно выезжаю!

...Сумин смотрел на осунувшееся лицо молодого опера и чувствовал... А сложно сказать, что мог чувствовать в этот момент начальник, не сумевший уберечь своего подчиненного! Боль, стыд, гнев, ненависть... Вся эта гамма переполнявших его чувств выплеснулась в одном-единственном вопросе:

– Кто?! Кто тебя так, Володя?!

– Манушко... Ломовцев... Убили Ленку... И... похитили Мацкевича...

– Ты уверен?!

Опер медленно закрыл, а потом вновь открыл глаза, подтверждая сказанное им. Собравшись с последними силами, почти прошептал: